Анрел сидел на плече, хмурый и сердитый. На пол не смотрел, но косился.
– Оправится? – Феф. Угрюмо.
– Да, – неуверенно.
Косились все сильнее.
Девушка осторожно отлепила от пола временно обездвиженную тушку и сунула ее в руки анрелу.
– Лечи давай. А то умру – будешь убийцей, – дергая ножкой.
Шокированный дух прижал к себе хрипящего нечистика и осторожно кивнул. После чего мягко засветился белым и с силой прижал больного к груди.
Иревиль вздрогнул, выпучил глаза, завопил как резаный и стал вырываться, агонизируя на глазах.
Нахмурившаяся Илия тут же вырвала его из объятий сосредоточенного анрела и, двумя пальцами придерживая за крыло, подвесила перед носом, разглядывая дымящуюся половинку своей души.
– Что опять не так? – вежливо спросила она.
– Меня благословили, – с ужасом сообщил пациент, глядя на удивленного анрела, как на спичку, оказавшуюся ядерной боеголовкой.
– Но ты… жив?
– Если бы он еще и "аминь" прошептал… крылья и рога отвалились бы точно.
Ей демонстрируют отпавший хвост. В алых глазах шок, рука, держащая хвост, чуть дрожит. Духа осторожно посадили обратно на левое плечо и вернулись к созерцанию отражения.
– А из зеркала на Илию смотрела высокая девушка нескладной наружности. С короткими светло‑русыми волосами, скелетистая и тощая – что сзади, что спереди (я про грудь). Пытающаяся выпрямиться в надежде, что еще не все потеряно, – грустно декламировал занимающийся самолечением гэйл. – Ребра четко обозначились. Их уже можно пересчитывать. Лопатки выпирают буграми, кожа… проблемная. Особенно лица. "И это киборг?" – спросите вы! "Да!" – мрачно сообщу я. Не красавица. Ну да ничего, бюст – не главное в нашей жизни… а в ее случае – и все остальное тоже.
Медленный поворот головы в сторону улыбающегося гэйла, пытающегося прилепить хвост на место.
– Не говори так! – справа, – Вы очень красивы. Почти совершенны! – Анрел? На душе девушки теплеет, она медленно улыбается. – И неважно, что только в душе. – Добил. – Главное – не внешняя красота, а внутренний мир. Помолитесь, и вперед!
Тяжелый вздох, отвернуться от зеркала и пойти к двери.
– Так голой и пойдешь? – снова слева.
– Да, – все еще спокойно.
– Не. Мне‑то что. Иди хоть как. Но учти, голые дистрофики на улицах этого мира приговариваются к осмеянию и тыканью пальцами. Могут и обхамить, – задумчиво.
– Одеяло! Возьми одеяло! – заволновался анрелочек и рванул к сему предмету, мужественно пытаясь его поднять.
Силенок не хватало, так что он его скорее волок, чем нес к киборгу.
