Далеко слева Александр различает бледные отсветы. Это другие камеры, которые осветили, так же как и его собственную.
— Кто вы? Ответьте! Ответьте! Чего он хочет от нас?
Крики стихают. Тишина. Жуткая тишина. И ледяной воздух, обжигающий каждый квадратный сантиметр кожи.
О боже, сколько же их тут?
Воспаленные глаза Александра с трудом различают конверт, просунутый сквозь прутья решетки. Он осторожно берет его, возвращается к желобу, садится спиной к входу и вскрывает конверт.
В нем лежат письмо и авторучка.
Александр разворачивает бумагу, он не понимает, отчего дрожат его пальцы — от холода или от страха.
Никогда еще ему не доводилось читать такие ужасные вещи. Это не укладывается в голове.
Этот тип — самый страшный из всех безумцев, когда-либо живших на земле.
Александр кидает ручку об стену.
— Я в жизни не подпишу этого, идиот поганый! Пошел ты в задницу!
Среди ночи Люк Грэхем внезапно просыпается в своей запертой спальне.
Он знает. Он знает, где видел больного кататонией.
Зажигая по дороге все лампы, он бросается на второй этаж. От страха, что из-за любой двери может выскочить человек в капюшоне, у него перехватывает дыхание.
Вооружившись крюком, психиатр открывает люк, ведущий на чердак, и тянет за шнур, привязанный к выдвижной лестнице. Она резко вываливается и чуть не разбивает ему голову. Так и не починил. Черт, совсем забыл.
Вооружившись фонарем, Люк карабкается по лестнице, с каждой ступенькой он все больше отдаляется от настоящего и погружается в минувшие годы. Он колеблется, замедляет движения, но не отступает. Под конец он подтягивается на руках и падает на толстый слой стекловаты. Этого небольшого усилия достаточно, чтобы начать задыхаться. Курево, мало упражнений, все вместе. Раньше он три раза в неделю бегал по пляжу.
Раньше…
Под крышей свистит ветер, свет фонаря уместен здесь так же, как в открытом спустя много лет гробу. Судя по всему, скоро пойдет дождь. Люк медленно встает, ноги дрожат, он с трудом удерживает равновесие. Дело не в том, что у него кружится голова… Нет, дело в неустанно преследующих его лицах. И в этом человеке в капюшоне…
Все кажется мертвым. За долгие годы пыль толстым слоем покрыла старую посуду, чемоданы, забитые елочными гирляндами, старыми бесполезными украшениями, которые бережно хранила Анна. Она была как муравей. «Когда-нибудь детям это пригодится…»
Когда-нибудь…
Люк опускает фонарь. Идти по этому чердаку — то же самое, что возвращаться к истокам. Любой может прочесть здесь историю его семьи.
