Но все было напрасно: быстроходные вражеские корабли приближались неотвратимо. Все уже видели, что головной преследователь, стодесятипушечный трехдечный корабль, был под флагом капудан-паши, а второй, семидесятипушечный корабль, — под флагом паши[7].
В полдень поручик корпуса штурманов Прокофьев, как обычно, производил на юте наблюдения высоты солнца для определения места корабля в море. Это был молодой застенчивый человек, широкоплечий и коренастый. Он стоял спиной к группе офицеров и ловил солнце секстаном[8].
Скарятин посмотрел на него и, подмигнув Новосельскому, сказал:
— Бог его знает, что ждет сегодня нас, а фрегат-то вечерком уже прибежит к эскадре. Что бы ему послать к нам гичку за письмами! Нет у людей сообразительности…
Руки Прокофьева, державшие секстан, дрогнули, шея и уши покраснели.
Казарский, улыбаясь, погрозил пальцем лейтенанту.
— Как полагаете, любезный Иван Прокофьевич, — сказал Казарский, когда штурман окончил свои наблюдения, — через сколько времени неприятель приблизится до расстояния действительного пушечного выстрела?
Штурман посмотрел на командира, потом на турецкие корабли.
— Если ветер не переменится, полагаю, часов около трех будем в зоне действительного огня-с.
— Да, я тоже так думаю. Однако я надеюсь, что с полудня ветер упадет часов до четырех-пяти. Тогда мы сможем на веслах уйти подальше. А там только бы дождаться темноты…
— Разрешите идти?
— Идите, благодарю вас.
Около часу дня ветер и в самом деле начал стихать. На бриге люди повеселели и стали готовить весла. Однако затишье не продлилось и получаса. Ветер посвежел, и около половины третьего стодесятипушечный корабль капудан-паши открыл огонь из погонных орудий[9]. Белый дым клубом всплыл над бушпритом[10] турецкого корабля, и ядро, не долетев до брига, подняло на воздух белопенный столб воды.
— Господа, — сказал Казарский, — попрошу всех на ют для военного совета.
Вестовой Васютин помчался за Прокофьевым.
За кормой было тихое голубое море и на фоне синего неба — белокипенные выпуклые пирамиды: паруса турецких кораблей, резавших воду уже совсем неподалеку. Их черно-белые корпуса были ясно различимы.
Время от времени над кораблями полыхали облака дыма и таяли на парусах, расплываясь клочьями. На воде всплескивали фонтаны, похожие на сахарные головы. С каждым разом они возникали все ближе и ближе.
Казарский кивнул Прокофьеву, торопливо поднявшемуся на ют, и выпрямился.
— Господа, положение наше не требует пояснений. — Он указал рукой в море. — В сих чрезвычайных обстоятельствах я желал бы узнать ваше мнение о мерах, которые нам надлежит принять. Согласно уставу, начнем с офицера, младшего чином. Поручик Прокофьев, прошу вас.
