В один из звонких дней в конце октября командир роты курсантов Бакинского общевойскового командного училища имени Верховного Совета Азербайджанской ССР майор Сенько построил личный состав. Улыбчивый и коренастый, за свою неизменно красную физиономию он заслужил прозвище «Синьор Помидор». Красноту щек майора подчёркивал околыш огромной фуражки с непомерно высокой тульей — «аэродром не принимает». Этот головной убор, сшитый по спецзаказу, не имел аналогов во всём училище и вызывал постоянные нарекания старшего начальства, являясь при этом предметом законной гордости её хозяина. Сенько курсанты любили за веселый прав, побаивались за строгость и уважали за справедливость.
— Ну что, бездельники? — бодрым, орлиным взором окинул он строй. — Радуйтесь: сегодня ПХД[1]. Скучать никому не придётся. Задач у вас — выше крыши, но есть одна — особой важности. С неё и начнём…
Сенько выдержал паузу:
— Ну, товарищи курсанты, настал ваш звёздный час… Кто у нас художники?
Алексеев и Бубнов переглянулись: идти в автопарк, на полигон или в столовую не хотелось, а работа художников представлялась делом не пыльным и сулила некоторые послабления со стороны начальства. И хотя художественных способностей друзья-приятели не имели, не сговариваясь, сделали шаг вперёд.
Сенько оглядел их с головы до пят:
— Художники? Лепить умеете?
— Всё умеем, товарищ майор, — в голос заверили они.
— Ладно, дуйте к старшине. Он вам задачу поставит!
Старшина Ревенко к наличию творческих способностей у данных курсантов отнесся более недоверчиво:
— Вы точно художники али брешете?
Алексеев ответил за двоих:
— Никак нет, товарищ старшина, не брешем!
— Ну, добре, пийшлы, — Ревенко повёл их через плац к КПП.
Училище и военный городок с колоритным названием «Красный Восток» располагались в старом районе города, недалеко от Бакинского проспекта и улицы Ингла. От пятиэтажных хрущёвок — ДОСов[2] «кузницу пехотных кадров страны» отделял высокий бетонный забор. Метрах в трёхстах от КПП в нём была ниша, где на постаменте стоял памятник Кирову. На трёхметровом гипсовом вожде было пальто чуть выше колен, кепка и сапоги. Левую руку Киров прижимал к груди, словно желая унять стук пламенного революционного сердца, а правой показывал в сторону центра, как раз туда, куда обычно курсанты бегали в самоволку.
К памятнику и привел их старшина.
— Побачьте, який нэпорядок! — указал он на статую.
Вид памятника и впрямь был удручающим: по торсу вождя шли трещины, гипс на плечах выщерблен, на правой руке изваяния не хватало нескольких пальцев.
