— Разойтись, — брякнул я.
— Коромыслов, кончай паясничать, — цыкнул геноссе.
— Цыц! — ткнула меня Ритка в ребро.
— Нет кворума, — крикнул Дубов, красавец из соседней группы. Морда у него, как у оперного дьявола, хотя, по-моему, он тоже еще девушка.
— Минуточку внимания! — застучал карандашом геноссе. — Давайте рассуждать по-человечески…
— Чего рассуждать? Собрание не подготовлено! — крикнул красавчик Дубов.
Не терплю таких слов — «не подготовлено!» (Дубова, правда, тоже не терплю…). Или «надо готовить»! Какой толк, если все, как опера, по голосам расписано? По-моему, если что нужно стоящее, так без говорильни само выйдет.
Как-то перед войной Берта решила устроить в соседнем дворе футбольное поле. Мяч гоняли под нашими окнами, пыль в комнаты летела, и даже как-то разбили стекло. Провели три собрания в жилкоопе, какую-то комиссию выдумали, но ничего не вышло. А началась война, отец вынес лопату и начал рыть щель. И за ним — другие. Даже рельсу для перекрытия откуда-то приволокли. Чин-чинарем в два дня мировой бункер отгрохали. Без всяких обсуждений. Потому что кому охота погибать под бомбежкой или осколками зениток…
— Товарищи, дела-то всего на двадцать минут! — взмолился Колосков. — У нас тут есть заявление от несоюзной Дорониной Маргариты с просьбой принять ее в наши ряды.
Я чуть язык не прикусил. А Ритка хоть бы хны… Только порозовела немного. Красивая была до ужаса!
— Я не знал. Извини, — шепнул я.
— А всегда лезешь, — смилостивилась.
— Итак, два вопроса, — состроил мрачную рожу геноссе. — Экзамены и прием новой… тьфу, нового члена. Какие есть суждения? Давайте поактивней?
Все молчали, вернее, чего-то бормотали, шум стоял, а суждений не было.
— Сдать всем экзамены на четыре и пять, — ляпнул кто-то.
— Что же, до вечера молчать будем? — спросил геноссе. — Экзамены всех касаются.
— А ты при чем? — буркнул Дубов. — Ты их у нас принимать будешь?
Дальше шло уже совсем неразборчиво. Фон подымался, как в приемнике, когда крутишь громкость.
Наконец перешли к Ритке.
— Суждения? — спросил геноссе.
— Заслушать автобиографию.
— Кто за? Коромыслов, ты за?
— Как все, — махнул я рукой.
— Он в нее влюбленный, — брякнул кто-то.
Но это была не Светка. Светки нигде не было. Наверно, еще отсыпалась.
— Можно с места? — спросила Ритка.
— Нельзя. Выходи, товар показывай, — подмигнул геноссе и вдруг стал как всегда запьянцовским, своим в доску парнем.
Ритка поднялась. Лицо у нее немного конфузилось, но в походке не было никакого смущения. Планшетку она взяла с собой, может, боялась, что раскроют.
