— А ну ее… — сказал Гриня. — Я решил тикать…
— С чего?
— А так. Война кончилась, лучше поступлю в институт.
— Чего ж тебя понесло в спецшколу? На форму и паек. А, товарищ золотарь?
— А ты не смейся. У тебя мамаша главная инженерша…
— Чудак, это тебе старикан в проходной наплел? Никакая она не главная, это просто название такое. У нее даже подчиненных нет.
— Все равно. «Литер» уж как-нибудь имела, и отец с фронта сало слал… А моя — что? Техник. И пахан живет отдельно.
— Тикай, — сказал я. — Мне не жалко. Я ж просто так спросил. У меня отец тоже левый вольт выкинул.
— Ушел?
— Непонятно пока. Женщину на фронте завел и — то ли никак не расплюется, то ли расплевываться не думает. Мать велела послать ультиматум: либо пусть бросает, либо я ему не сын.
— Что ж, правильно, — сказал Гриня. — Я тоже решил своему написать. Если поступлю в институт, пусть возвращается к матери и будет семья.
— Подожди, — сказал я, — ведь они уже лет десять не вместе! У него ж еще до войны родился ребенок?
— Ну и что, — сказал Гриня. — Ребенок ребенком, а к матери пусть возвращается.
Я не стал спорить. Уже совсем рассвело. Надо было или ложиться, или дотягивать до утра. Но будильник у нас ненадежный, и я боялся проспать кинотеатр.
— Давай подзаправимся, — сказал Грине. — Куча консервов. Литерные. Главная инженерша оставила. Жаль, водку увезла.
— У меня есть, — сказал летчик.
Он достал из чемодана запечатанную бутылку и полбуханки ржаного.
— Московская! Дай тебя обниму.
— Брось… Ты что — выпивохой заделался?
— А что? Не все ж такие отличники. А водка — единственное, что не изменит. За твой приезд, институт и вообще чего хочешь!
Я отбил сургуч, налил в чашки, чокнулся и выпил.
— Давай еще, — сказал. — Мировая! Московская из города Днепропетровска.
— Ну и силен ты, Чкалов, — удивился Гриня.
— Не называй меня Чкаловым.
— А я думал: тебе приятно. Ты раньше все хвалился: я Чкалов, я Валерий. Думал, тебе приятно. Похож ты на Чкалова, как жираф на слона.
— Я Коромыслов. И никем мне больше не быть. Давай лучше выпьем.
Я снова налил. Чашки были для кофе. Грамм сорок вмещалось.
— За тебя, Гринька! Не нужно нам Покрышкина. Выйдет из тебя Туполев! Тьфу… Туполев сидит. Выйдет из тебя Ильюшин, Лавочкин, Петляков, а точнее, авиаконструктор Григорий Моисеевич Выстрел.
— Я — Михайлович, и, во-вторых, пишусь Выстрелов.
— Перекрасился? Ну, давай за то, чтоб краска не слазила. Не красней, Гриня. Все теперь так. Маркман письмо прислал, а на конверте — Марков.
