Я все схряпал. Курицу, горчицу, корнишоны, спагетти и соус. Все. Я обсосал даже пряди своих волос, которые закапал жиром во время своего неравного боя с холодильником. Меня тошнит. И слезы из глаз. Все из-за этого поганого соуса с перцем в порошке. Нечестная штука — заменитель «пальчики оближешь». Вот и все. Сделанного не воротишь. Блин. По-моему, я совершил глупость. В реальности это было не совсем то, что можно назвать пиром. Я не подумал о том, что горчица, поглощенная в чрезмерных количествах, может так агрессивно подействовать на мой утонченный желудок. А вдруг он взорвется? Интересно, а голодающему после многих лет голодовки в первый же день дают нажраться до отвала? Или нужен какой-то переходный период? Боже всемогущий, меня же сейчас в клочья разнесет, как переполненный бурдюк, и получится курица под соусом из зеленого перца, размазанная по стенам.
Пять лет. Плюшевые игрушки занимают больше места в моей детской кроватке, чем я сам: целый зоопарк самовольно вселился в мою постель совершенно безнаказанно. Слон сел мне на голову, а попу придавил лемур. Мама распахнула окно, и я мерзну. Но это мне по фигу. Мне гораздо страшнее не чувствовать, что мне холодно. Я делаю вид, что сплю, я тренируюсь не дрожать ресницами. Потому что если я на что и надеюсь из последних сил, так только на это. Как у них это получается, у актеров, которые играют мертвых и спящих? Ни одна ресничка не вздрогнет. На это просто больно смотреть. Там точно есть какой-нибудь секрет. Вот бы мне узнать этот фокус. Как прикинуться мертвым. Всего на одну ночь. Я боюсь, что раздастся легкий скрип паркета и сдерживаемое дыхание за дверью. А потом еле заметный скрип маленькой дверной ручки голубого цвета. Это всегда происходит одинаково: он встает на колени возле моей кровати и долго смотрит на меня. Иногда я даже говорю себе, что он пришел только посмотреть на меня, а делать больше ничего не будет. Я сжимаю пальцы в кулаки, чтобы не заплакать, и сосредотачиваюсь на своих ресницах, я стараюсь прикинуться мертвым. Сейчас я предпочел бы быть мертвым. Мамуля рассказывала мне про ад в самых отталкивающих выражениях, однако все это было лучше, чем быть здесь и сейчас. Как всегда в тот самый момент, когда он тихонько приподнимет одеяло, у меня потекут слезы. Это неизменно. Тогда он начинает бормотать какие-то невнятные слова, которые пахнут горем и вином. А его липкие дрожащие руки будут нащупывать меня под одеялом. Сейчас он уткнется своей головой в мою шею и неожиданно тоже заплачет. Как плачет человек, который понимает, что он уродует плоть от плоти своей, приговаривая ее к страху, страданиям и ненависти на всю оставшуюся жизнь. Он плачет и шепчет.
