Двое дюжих санитаров унесли его в душевую, оттуда в одиночную палату. Медсестре было велено сделать соответствующие уколы, и она выполнила свое. Дрожали руки и пальцы. Ей стало понятно все. Она одна делала инъекции доценту. А когда его увез следователь, среди ночи, вскоре исчезла и медсестра. Куда она делась, никто не знал. Да и спрашивать боялись. Доцента тоже не стало в городе. Его заменили другим, прямым как столб, скучным как дождь. Он не только не пел, он и не знал песен, никогда не читал стихов, своим мнением и мыслями не делился. Да и откуда им было взяться у этого мужика? Он смотрел на студентов сквозь лед очков. Единственные два человеческих слова за долгие часы занятий слышали от него — «здравствуйте» и «до свидания».
Таисия Тимофеевна вздрогнула, вспомнив прошлое, а оно не отступало, не уходило из памяти.
Вот и те двое ученых… Сколько их держали в закрытой палате больницы без прогулок, воздуха и общения! Им делали уколы, которые сшибали с ног любого и гасили волю, сознание, интеллект и память, превращали в сонных, тупых существ, которые через месяц не могли связать двух слов.
За что они были наказаны столь жестоко? О том не узнал никто, даже главврач, которого по неизвестной причине заменили вскоре после того, как тех двоих не стало.
Куда они делись? Вышли живыми или их вывезли в более отдаленный дурдом? О том боялись спрашивать, страшась подобной участи для себя.
Вспомнилось и другое… Тот парнишка никак не хотел служить в армии, прикидывался дураком везде, особо старался в людных местах. Порой игра в дебила удавалась. И военкомат направил парня на обследование к специалистам. Попал он к Таисии Тимофеевне.
— Здравствуй, Вова! — подошла к парню. Тот, увидев ее, мигом приспустил штаны и обмочил халат. При этом корчил рожи, показывал язык и хрюкал. Краем глаза наблюдал, какое впечатление произвели его проделки. — А еще что умеем? — спросила она.
Парнишку за такое всегда ругали. Эта женщина глазом не моргнула. Взяла за плечо, повернула к свету, заглянула в глаза, почувствовала нервную дрожь. Нет, она не была признаком надвигающегося припадка. Вова выдал свой страх.
— Присядь на кушетку, — попросила его.
Вова упал на пол, задергался, завизжал, бился головой об пол. Таисия Тимофеевна спокойно наблюдала, ждала, когда Вова устанет кривляться. Тот изображал из себя задыхающегося, но никто не спешил к нему с водой, не пытались удержать и связать. На парня перестали обращать внимание, и это его удивило. Он стал стихать, притворяясь засыпающим.
