Неожиданное движение за спиной поэта прервало его размышления. Он повернулся и увидел еще двух человек, достававших пищу из мешков. Неожиданно перед взглядом Данте возник третий похититель, который принес воду, чтобы напоить волов. Без сомнения, он был возницей. Похоже, этот человек не имел ничего общего с остальной группой, он попросту был нанят, чтобы перевозить странных людей, занятых непонятными делами. Данте решил, что возница не может быть членом банды похитителей. Да и они, если быть точным, тоже являлись только исполнителями, существами для поручений. Руководили всем другие лица.
Предположения Данте не замедлили оправдаться. Его безнадежное состояние усилил стук копыт. Из чащи выехал всадник, а провожатые поэта совсем не удивились и не испугались, они просто смотрели в сторону леса, ожидая, что через некоторое время оттуда кто-то покажется. И этот кто-то сильно отличался от того, кого Данте ожидал увидеть во главе этой группы.
Пока он приближался, поэт перевел взгляд на его подручных. Не было никаких приветствий, никакой фамильярности или панибратства. Они даже не поздоровались. Превосходство неизвестного, который приближался на лошади, было таким очевидным, что Данте понял: в руках именно этого человека оказалась его судьба. Всадник был очень молод ― по меньшей мере, лет на двадцать моложе поэта. Он двигался с завидной грацией, и в его фигуре угадывались несомненная ловкость и сила. Казалось, что между ним и его подручными, выходцами из стада плебеев и крестьян, пролегла непреодолимая пропасть. Помимо всего прочего, широкий плащ не мог скрыть в нем сноровку бывалого воина: он сидел в седле, скрестив руки, спина оставалась идеально прямой, а от зоркого глаза, казалось, ничто не могло укрыться. Под его темным изношенным плащом угадывались очертания шпаги и длинного острого кинжала, «мизерекордия»,[4] подобного тем, которые используют наемные убийцы на полях сражений, чтобы добивать раненых.
Всадник торжественно, даже церемониально, приблизился к Данте на расстояние вытянутой руки. Он молчал, ни одна черточка не шелохнулась на его лице. Он просто приблизился, чтобы рассмотреть пленника. После этого он тоже не произнес ни слова. Присутствие этого сильного юноши произвело впечатление на старого поэта-скитальца, закаленного в бесчисленных политических баталиях. Незнакомец созерцал его с неподдельным любопытством, словно всегда хотел сделать это ― рассмотреть поэта с такого близкого расстояния. Данте заметил в его глазах боль, горечь человека, тяготящегося неизвестной заботой. Не было сказано ни слова, и, когда молчание достигло высшей точки, всадник повернул коня и подъехал к своим сообщникам; те, с усталым вздохом отвели взгляд от огня.
