Пролог: Буря на горизонте | страница 6
— И будет ещё больше, - пробормотал про себя Уэллс. Будет гораздо больше.
— Мы вернули нашу базу! - торжествующе объявил советник Ка'Мак. - Квадрант 37 снова наш.
Возможно, он ожидал что-нибудь, похожее на крики восторга, ликования или... нечто подобное. Но он не получил ничего.
— Мы поражены, Ка'Мак, - ответила советник На'Тот с выражением крайней скуки на лице. - Мы получили то, что потеряли. Скажите мне... не является ли эта война ещё более бессмысленной, чем предыдущая?
— Конечно же нет, - резко возразил советник Х'Кло. Все разговоры в Совете прекратились, и не из-за того, что слова советника отличались особой мудростью, вовсе нет, а потому, что в голосе молодого советника звучали ярость, тьма и страшная, неприкрытая сила. - Неужели никто из вас не видит... Почему мы воюем? Потому что наши отцы воевали, и их отцы до этого...
— Совершенно верно, - подхватил Ка'Мак. - Можем ли мы игнорировать их жертвы... всё, что было сделано для нас?
— И как же мы должны выразить им наше уважение? Бросая самих себя на тот же жертвенник, что отнял их жизни? В то время как истинный враг прячется в тени, выжидая?
— Истинный враг - Центавр!
— С которым мы сейчас в тупике! Они захватывают наши земли, мы их возвращаем; мы завоевываем их колонии, они их снова отбирают... но какой ценой? Сколько ещё наших людей должно погибнуть в этой глупой войне, когда нас ожидает другая, более великая?
Кха'Мак улыбнулся, что было недобрым знаком.
— Очень немногие, - заявил он, - Военачальник Г'Стен составил план... план, который приведёт нас не просто к победе, а к захвату всей республики Центавр... начиная с их родной планеты. Что вы скажете теперь, уважаемые советник?
Ответила На'Тот.
— Я скажу, что вы, советник, и военачальник Г'Стен будете с интересом выслушаны.
В комнате царила мягкая, приятная тишина. Человек, у многих вызывавший ужас и отвращение, сидел в кресле, сложив руки на коленях. На его лице - выражение нежности. Он наблюдал за женщиной, расчёсывающей длинные светлые волосы. Почти целый год она была вынуждена соблюдать армейские нормы и сейчас наслаждалась возможностью делать с волосами всё, что угодно.
Альфред Бестер заговорил, и в его словах звучала такая страсть, горечь потери, и возбуждение... что каждый услышавший их и не знающий Бестера не сомневался бы, что сказаны они были влюблённым.