- А бензин? - спрашивает Виктор.
- Что, мы тебе на бензин не скинемся?
Второй раз я в городе, и снова темно. Долго простаиваем в пробках, наконец, сворачиваем к какому-то пролому. В свете фар остовы машин, ряд пустых гаражей боксов, крыша провалилась. Даже грязь покрыта ржавчиной. Неясные фигуры, прикрывают глаза от света фар, кто-то в плаще. Среди железного хлама две живые машины перемигиваются фарами. Слева треугольный дом, как ломоть торта, проемы окон, рам нет. Чем-то похож на развалины в Орджоникидзе. И река недалеко. Одна машина разворачивается, уезжает. В салоне другой горит свет. Здороваемся с сидящими.
- Павел.
- Тамара.
Еще машина подкралась, немцы. Договариваются с Павлом через окно, не выходят.
- Хлопчики, вам горну веломашину нэ трэба? - спрашивает в плаще. От него пахнет водкой.
- Мне надо съездить на полчасика, - говорит Виктор. - Вы здесь посидите или погуляете?
- Пошли с задутым, посмотрим, - предлагает Серега.
Идем в бокс. Парень включает свет. Лоснится пропитанная маслами земля. Верстак завален грязной ветошью, на козлах задний мост. Стараюсь ни к чему не прикасаться. Ложе из автомобильных сидений, пуховик, белья, конечно, нет.
Парень спускается в яму и говорит:
- Трымай.
Велосипед красавец, рама из толстых трубок, широкие шины с шипами.
- Уступлю за полтинник. - Парень подал руку, Серега вытащил его. - Вы ж в сели живете?
- Мы уже неделю бичуем, - объясняет Серега.
Пятьдесят - это дешево. Немцы продевают тросик с замком в колесо и оставляют велики на улице или в подъезде. Иногда тросики кто-то перекусывает.
- За сорок берешь? - Ему, видимо, очень хочется выпить.
- Мы подумаем, - говорю.
- Ее завтра заберут. - Парень направляется к яме, его пошатывает, спускает велосипед.
Вышли из гаража в нормальную жизнь, трамвай идет, улица освещена, порядок, чистота. Почему этот бомжатник не снесут? Забор, фонари, ухоженные аллеи, самшит, скамейки. Правда, никто на лавочках не сидит. Пригляделся, а за деревьями в глубине приземистые памятники, кладбище. Если случится через такое ночью проходить, совсем не страшно.
Звоню из автомата.
- Аллеу! - Малая. Слышу, собачка лает, может, из рук вырывается или на руки просится.
- Позови папу, - говорю.
- Мама, русские!
- Да брось ты эту собаку! - Светка. Голос сонный. - У него сегодня занятия.
Вам звонила из Берлина.
Просил обращаться на "ты", но при всей ее бесцеремонности снова выкает.
- Она что-то передала?
- Что? Я ничего не слышу. Ты можешь выключить телевизор? Сказала, что письмо напишет.
