Однако страсти уже повыскочили изо всех углов.
- В Афинах ходить по улицам нельзя, - горячился Петиой, - только отовсюду и слышишь: кто купит уксуса, кто купит уксуса, покупайте пирожки, покупайте, покупайте, покупайте... Хоть уши затыкай. У нас, если у соседа кончился уксус, с ним другой сосед поделится. Как можно осуждать ложь, а в лавках лгать всем в глаза.
- Рынок - место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга, - прогудел кто-то басом.
- Толстеет один, худеет другой... Чего не клал, того не бери, поддакнул басовитому еще кто-то.
- Хватит! - приказал Орней. - Это наши гости.
Мегарон затих. И Тезей почему-то вспомнил дорогу, которая, теперь, казалось, очень давно вела его в Афины. Вспомнил, с кем довелось сразиться и кого убить. Особенно Керкиона. В первую очередь Керкиона, назвавшего его, Тезея, убийцей людей воли. Керкиона, выступавшего за первородное братство тех, кто не разделен ни стенами, ни имуществом. Керкиона, убившего свою родную дочь Алопу за то, что та позволила себе влюбиться в человека из-за стен, разделяющих людей, такого, как и сам Тезей. О боги, он ведь дал слово Лелегу поставить Алопе памятник. И не одной ей. Сейчас, рядом с Орнеем и Петиоем, рядом со стирийцами вновь ожил перед ним образ Керкиона. Все как бы повторялось. Да и победил ли он Керкиона? Победил ли он его?
Тем временем, прервав молчание, от его же слова наступившее, Орней, будто сам себе, совсем старчески произнес:
- О Артемида, защитница древних порядков. Бротей кинулся в огонь, сойдя с ума, когда не отдал тебе почестей. А теперь, глядишь, скоро тебе невесты и кукол перестанут приносить...
- Я только что из Беотии, - мечтательно вздохнул Петиой, - вот где бесхитростные люди.
- И туповатые, - усмехнулся Пилий.
- Пусть туповатые. А я там одну ничью скалу приметил и готов город на ней создать. И пусть за водой далеко ходить придется, - сказал сын Орнея.
- И назовешь город Новыми Стириями, - подзадорил его Мусей.
- Стириадами, - отвечал Петиой.
Да, напрасно Тезей надеялся договориться с молодым Петиоем.
- Что ты решишь, Орней? - спросил афинский царь старика.
- Подождем, что решат остальные демы, - устало ответил Орней.
Возвращались афиняне домой, словно какую обузу с себя сбросили. Но и вино, конечно, растормошило отпировавших.
- Брат мой по золотому веку, - воззвал Мусей к Пилию, - все-таки мы глупцы: зачем хотим, скажи мне, распутать узел, который, даже запутанный, доставляет нам столько хлопот? Знал бы ты, как далеко в будущее уходят эти хлопоты, сколько времен люди будут хлопотать и лопотать об одном и том же.
