Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика | страница 41



— Ну как же, они поют от радости: ведь после прихода Мессии перестанут публиковать массу глупейших книг, и это сохранит жизнь многим деревьям.

Самые красивые грибы — ядовитые

Опубликовано в 20 выпуске "Мекор Хаим" за 2000 год.

Если бы красота всегда была добра, а зло безобразно, кто бы избрал зло?

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы журналиста Михаила Горелика

Откуда вы взяли, что Далила была хороша собой? Уж во всяком случае не из текста.

— А как же иначе! Отчего тогда Самсон потерял голову?

— Я думаю, красота не играла для него особой роли. Он был простой еврейский парень, она такая филистимская штучка, и этого было ему вполне довольно. Его вообще тянуло на филистимлянок. Ему говорили: послушай, тебе что, мало девушек своего народа? Но он смотрел в другую сторону, и в конце концов это для него плохо кончилось. Что же касается красоты, то есть такой сорт мужчин, для которых важно, что перед ними женщина, а уж хороша она или нет — дело десятое. Самсон был как раз таким.

— У Федора Павловича Карамазова имелась на сей счет итересная теория, и сам он был из этой породы.

— И Петр Первый тоже.

— А Иезавель[5]?

— Что Иезавель?

— Уж она-то была хороша!

— О ее внешности тоже ничего неизвестно, но она была великая царица и сильная личность, вроде вашей Екатерины Второй.

— В смертный час Иезавель вела себя эстетически безупречно.

— Этого у нее не отнимешь. Смерть она встретила и мужественно, и красиво, но душа ее была поражена злом, нравственная сфера вообще для нее не существовала. Иегу*, отдавший приказ о ее убийстве, — тоже живописный персонаж: он выглядит скорей уж героем Шекспира, нежели Библии.

— А в Библии есть персонажи, о которых известно, что они были красивы?

— Конечно есть. И в Библии, и в Талмуде говорится об очень красивых людях. Причем не только о женщинах, но и о мужчинах. Ну, прежде всего, Иосиф, — не зря же его назвали «прекрасным». А красота рабби Иоханана** сравнивается с серебряным бокалом, только что вышедшим из плавильной печи, наполненном зернами граната, обложенном розами и поставленном на границе света и тьмы.

— Здесь эстетическое и этическое счастливо совпадают.

— Единство добра и красоты — это такой золотой сон, монистическая мечта человечества: чтобы все было, как до первого греха. Да только так бывает крайне редко, и в этом есть глубокий смысл. Представьте себе, что красота всегда добра, а зло всегда безобразно. Все, конец свободы. Кто бы в таком случае избрал зло?