Раввины и община его осудили и от него отдалились. А он время от времени жертвовал на нужды общины солидные суммы.
Прошло сколько-то лет. Вдруг в том городе евреев обвинили в ритуальном убийстве. Кровавый навет. И наш выкрест, почтенный христианин и богатейший житель города, встал и сказал: «Это ложь. Я сам был евреем. И я знаю, что никакого подмешивания христианской крови в мацу не было и быть не может». Он спас евреев: его уверенные слова возымели действие.
Этот человек рисковал всем: положением, богатством, может быть жизнью.
З.К.: Это напоминает мне слова Мордехая из книги Эстер: «И кто знает, не для этого ли часа ты стала царицей?»
Рав: Верно, но я хочу подчеркнуть, что этого человека никто не принуждал креститься. Он сам избрал путь отречения от еврейства. Его не заботило, что он не накладывал тфиллин. И все-таки в недрах его души лежало зерно. Да, оно было окутано мраком многих слоев чужой культуры, но вот он услышал о готовящемся преступлении, и зерно дало мощный росток.
Так и в Израиле. Так и везде. Я убежден, что в каждом еврее лежит под спудом такое зерно и ждет своего часа. И совсем не обязательно ждать трагедии. Это случается с людьми, испытавшими сильное потрясение, причем и положительное. Случается в непредсказуемых обстоятельствах. С теми, кто не мог помнить, не мог сказать, как наш герой: я знаю, я сам был евреем. И все-таки оно прорастает.
Я встречаю стольких людей. С возрастом люди начинают размышлять о многом. В том числе, о своих корнях. Собирают по крупицам историю своей семьи.
З.К.: Знаете, сколько таких людей, как правило пенсионеров, я встречала в архивах?
Рав: Знаю. Всему свое время. Помню, я был совсем пацаном, когда была жива моя бабушка. Интереснейшую судьбу прожила она. Я мог бы с ней тогда разговаривать часами, столько всего узнать. Но тогда это меня не интересовало. А теперь ее уже нет. Так уж оно устроено. То, что в двадцать лет горит, требует тебя безотлагательно, со временем как-то тускнеет, теряет значение, забывается. Человек идет копаться в своих корнях, ищет, где бывали, что делали такой-то прадед и такая-то бабка, а находит себя. Из глубины.
З.К.: Выходит, старые люди знают об этом возвращении заранее и потому стараются воспитать в молодых чувство причастности. А дети и внуки сопротивляются.
Рав: Нет. Это заложено и в молодых. Я задаюсь вопросом: вот передо мною 25-летний человек, вот его родители. Где же фамильное сходство? Его нет. Или оно почти неуловимо. Но проходят годы, и сходство становится настолько разительным, что невозможно скрыть изумление – откуда оно взялось?
