— Давай вожжи! — потянулся Николай к телеге.
Заскочил в нее. Варвара села рядом.
— Давай, родимая! — пустил кобылу трусцой.
— Гля! Еще двое на дороге. Чьи они? Свои — деревенские, иль опять разбой? — прижалась невольно к плечу Николая.
— Эй, мужик, закурить дай! — послышалось с дороги хриплое.
Николай взял кнут из рук Варвары. Ничего не ответив, погнал кобылу мимо, не оглянувшись на голос.
— Ишь, гоноровый! Погоди, встретимся! — услышал вслед.
— Как же вы одни тут ездите? — спросил бабу, когда двое остались далеко позади.
— Я утром поехала. И вертаюсь засветло. А бандюги по ночам шныряют. Потому свидеться не доводилось. Разве только начнут в дом ломиться. Мы ж не в самой деревне, в километре от нее живем. Случись что, никого не дозовешься. Оно, хоть и взять с нас нечего, а поизгаляться могут. Сами б — ладно. Вот внучек жаль. Эти еще свету не видели.
— Давно одни живете?
— Да уж пятый год. Сами всюду. И косим, и доим, и пашем, дрова рубим, избу чиним, как можем. Она у нас вовсе окривела, скособочилась. Уж и не знаю, куда еще подпоры ставить.
— А зять куда смотрел?
— Знамо дело, куда! В бутылку! Ему, прохвосту, все по хрену. Не до избы было! Все терпели. Один раз я ему просказала, что об ем думаю. Он, гад, враз сбег. Стешка долго забижалась. Теперь уж и до нее дошло, что такого мужука лучше и не надо.
— А здоровье у него не подводило? — глянул на бабу Николай.
— Ни на что не жалился. Едино завсегда голова с похмелья болела.
— Не дрался?
— Полез однажды к Стешке с кулаками. Но она у меня не из слабых. Как звезданула ему промеж ног, до ночи корячился, раком в углу стоял. С тех пор не цеплялся ни к кому. Ну а брехаться, то всякий день. Но и тут дочка спуску не давала. У ней язык — сущая коса. Как рубанет, мало не покажется. И внучки все в нее пошли. От отца, слава Боту, ничего не взяли. В нашу родню удались, — горделиво рассказывала Варвара.
— Вот и дочка, и внучки, а в доме холодно самим, без мужика. Неужель не жалеешь, что ушел зять?
— Нет, Миколай! Не жалкую про него. Стешке, понятное дело, тяжко. Ей едва за тридцать. А уже соломенная вдова. И вторую судьбу устраивать боязно. А что, как и другой не лучше прежнего. Да и дочкам отчима приводить совестно. Чужой, он и есть чужой. Своего не заменит. А мужик ей нужен. Баба все ж…
— Сколько лет ее дочкам?
— Семь и пять лет. Уже помощницы. В избе полы метут, моют. Во дворе, в сараях все чисто. Посуду со стола приберут. Стешка их в руках держит крепко. Растит в строгости.
