В зале прощания рядом с пожилым мужчиной и четырнадцатилетней девочкой стояла одетая во все черное женщина. Ее лицо было трудно рассмотреть под густой вуалью. Когда в зал вошла бледная белокурая девочка с заплаканным лицом – в руках она держала букетик фиалок – и приблизилась к открытому гробу, женщина посторонилась. Пришедшие проститься с покойным ощущали трупный запах – его разносил по помещению вращавшийся со свистом вентилятор. В гробу лежал Пикколетто. Его длинные ресницы касались усеянных веснушками ввалившихся щек, глаза глубоко запали, голова была обвязана голубым платком, рот открыт. На выглядывавшей из-под платка мочке уха можно было заметить дырочку, проколотую для амулета – разноцветных сосок-пустышек. Никто не удалил черную колючую хирургическую нить со лба Пикколетто, и шрам со стежками напоминал терновый венец. Потрескавшиеся сухие губы покойного были слегка подкрашены розовато-красной помадой. На его шее снова висела золотая цепочка с серебряным крестиком, к которому теперь добавилась еще и маленькая головка ангела. В желтоватые руки Пикколетто вложили перевязанный синей лентой букет белого дрока. С правой руки подростка не сняли золотое кольцо, которое он, бывало, вертел по привычке на пальце, когда скучал, стоя за прилавком в рыбном ларьке. Вокруг катафалка на черных резиновых колесах было множество цветов. На букете из красных гвоздик и белых роз висела красная этикетка в форме сердечка с надписью «Italflora». Бледная белокурая девочка с заплаканным лицом перекрестилась, поцеловала свои пальцы и положила на тело Пикколетто букетик фиалок.
В церкви, расположенной в пятидесяти метрах от больницы, проходила заупокойная служба. В сумрачном помещении на скамьях в первом ряду сидели одетая в траур, всхлипывавшая торговка инжиром, ее муж – он время от времени вытирал заплаканные глаза носовым платком, на котором были вышиты цветы, и четырнадцатилетняя сестра покойного – она держала на коленях тихо поскуливавшую белую болонку. За ними сидели сотрудники больницы, одетые в пижамы и халаты пациенты, Фроцио, Принципе и другие торговцы с рынка Пьяцца Витторио. Здесь были худой морщинистый торговец кониной; толстая торговка лимонами – у нее постоянно подергивалось веко; торговка лягушками – она молилась, сложив руки с черными, как у шимпанзе, ногтями; беззубая полуслепая торговка индау – она держала в правой искалеченной руке распятие; всегда мрачный торговец ананасами – на его груди висел позолоченный медальон с портретом погибшего в аварии сына; смуглая, белокурая, увешанная с головы до ног позолоченными украшениями торговка потрохами – у нее были длинные, покрытые красным лаком ногти; лысый, страдающий астмой торговец табачными изделиями – он постоянно покашливал. Взгляды всех присутствующих были устремлены на стоявший перед алтарем, утопавший в цветах гроб. Одетая во все черное монахиня – ее лицо было усеяно бородавками – громко молилась, перебирая розовато-красные четки, на которых висел маленький поблескивавший серебряный крестик. Беззубый торговец лимонами приложил к горлу похожий на микрофон прибор и начал читать молитву. Из прибора послышался тихий – как будто смоделированный компьютером – голос. У изголовья гроба перед алтарем стоял на коленях с большой горящей восковой свечой в руках торговец иконами – пятнадцатилетний подросток с заячьей губой и двумя сросшимися пальцами на правой руке. Священник в фиолетовом облачении несколько раз обошел вокруг гроба – сначала с курящейся кадильницей, потом с кропилом. Фроцио – его напичкали транквилизаторами – был побрит, вокруг его глаз залегли густые тени. На его рубашке с короткими рукавами были изображены яркие голубые и желтые бабочки. В руке он держал букет белого, издававшего сильный аромат дрока. Принципе тоже был одет в рубашку с короткими рукавами, но ее расцветка не бросалась в глаза. На его коленях лежал букет белых гладиолусов. Нацист-скинхед не пришел на заупокойную службу.
