С восторгом Розамунда вспомнила, как он парил надо льдом. Это было так соблазнительно. Но…
— Я никогда не смогу как вы. Я буду падать. Он засмеялся — глубокий теплый звук, который гладил, как ласковый шелк или бархат.
— Вам необязательно вращаться, леди Розамунда. Надо только стоять и тихонько двигаться вперед.
— На двух маленьких тоненьких железочках, привязанных к моим туфлям?
— Клянусь, это не так трудно, как кажется.
— Танцевать тоже нетрудно.
— Тогда давайте докажем это самим себе. Только маленькое безобидное пари, моя леди.
Розамунда нахмурилась:
— У меня нет своих денег.
— У вас есть куда большая драгоценность.
— И что же?!
— Локон ваших волос!
— Локон! — Она непроизвольно коснулась волос, которые были аккуратно заправлены под серебряный головной убор и тонкую вуаль. — Зачем он вам?
Энтон напряженно смотрел, как она провела пальцами по выбившейся прядке.
— Я думаю, ваши волосы созданы из лучей лунного света. Они заставляют меня вспомнить о долгих ночах на моей родине, о том, как сверкает серебряный лунный свет на снегу.
— О! Мистер Густавсен, — выпалила Розамунда, — вы прошли мимо своего призвания. Вы не дипломат и не фигурист. Вы — поэт!
Он засмеялся, и вспышка серьезности рассеялась, как зимний туман.
— Боюсь, не больший, чем танцор, миледи. Очень жаль, потому что, как мне кажется, здесь, в Лондоне, и поэты, и танцоры в цене!
— А в Стокгольме — нет?! Он покачал головой:
— В последнее время в Стокгольме в цене только войны, и больше ничего.
— Жаль. Я думаю, поэзия скорее помогла бы вашему королю добиться руки нашей королевы.
— Думаю, вы правы, леди Розамунда. Но я все же должен выполнять свой долг.
— Да, все мы должны выполнять свой долг, — грустно ответила Розамунда, вспомнив наставление своих родителей.
Энтон улыбнулся ей:
— Но жизнь состоит не только из одних обязанностей, миледи. Нужны и развлечения.
— Конечно. Особенно на Рождество.
— Тогда мы заключаем пари?!
Розамунда рассмеялась. Возможно, сказывались вино, музыка, усталость от долгой поездки из дома ко двору и всего этого дня, но она вдруг почувствовала себя восхитительно-беспечной.
— Хорошо! Если вы не научитесь танцевать, а я не научусь кататься, я дам вам прядку моих волос.
— А в противном случае? Какой приз вы потребуете для себя?
Он наклонился к ней так близко, что она видела морщинки на его лице, небольшую тень от бороды вдоль подбородка, почувствовала запах летней липы от его духов. «Поцелуй», — чуть не выпалила она, глядя на скрытую улыбку его губ.
