Призрак Кудеяра | страница 7

А отличительной чертой народной нравственности стало деятельное сочувствие мятежникам. Что может быть достовернее и убедительнее слов старинной песни: «Хлебом крестьянки кормили меня, парни снабжали махоркой»?! Кого же? — Государственного преступника, беглеца с царской каторги!

А кто становится властителем дум и героем того времени? Яркая, незаурядная, обычно одинокая и вольная, во многом загадочная личность; человек мощных страстей, романтический разбойник, бунтарь, мститель, тираноборец и богоборец, революционер, «Овод»![11]

Страшны были такие личности и будут страшны преступным правителям и их сатрапам своим «экстремизмом», своей неподкупной, бескорыстной, бескомпромиссной Доброй Волей в борьбе со Злом[12].

Рассказывают, что граф Панин, командовавший царским войском, действовавшим против Пугачёва, подошёл к нему, закованному в цепи и сидевшему в особой клетке, и спросил, заикаясь:

— Как ты смел, вор пойти на своего государя?

Слово «вор» вышло у Панина похожим на слово «ворон».

Пугачёв ответил:

— Я не ворон. Я воронёнок. А ворон-то ещё летает.

Он знал, что народные восстания не прекратятся и после его смерти. И не ошибся.

Я в бой бросался с головой,

Пощады не прося у смерти,

И не виновен, что живой

Остался в этой круговерти.

Мы проливали кровь и пот,

С народом откровенны были.

Нас победили. Только вот

Идею нашу не убили!

Пускай схоронят нас сейчас,

Но наша Суть не канет в Лету;

Она воспрянет в нужный час

И победит. Я верю в это!

Нестор Махно (1921 г.)

Она не канула! Нет-нет!

Идея та о лучшей доли

Всегда, как пламенный рассвет

Для люда русского, для голи.

Жива Идея, и она

На бой зовёт, а не на стычку,

Как и в былые времена:

Сарынь, на кичку!

И Стенько Разин сквозь века

Махно протягивает руку…

Два атамана, два батька,

А Русь — сплошная рана, мука.

Болит от всяческих порух.

Народ посулами напичкан,

Ему хоть в ухо крикни — глух:

Сарынь, на кичку!

Изверился народ во всём.

Ему под нос кадилом машут

И лжу сулят («господь спасёт»),

Которые ни жнут, ни пашут.

Рабов господних вновь дурят,

Химеру в уши, что затычку,

Чтоб им не слышать вдругорядь:

Сарынь, на кичку!

Гей, атаманы! Ну — «Не-ча-а-ай!»

Тот переклик казацких глоток

И мы подхватили невзначай,

Пусть будет голос наш не кроток.

А вот — грознее, не впотай,

Забытое, нам не в привычку,

Над вольной Волгою гуляй:

Сарынь, на кичку!

Сарынь, на кичку! Голытьба,

Очнись от пьяной своей доли.

Сарынь, на кичку! Дай, судьба,

Другой, не рабской нам юдоли.

Не слёз, печали и смертей,