И он вспомнил их отношения с Тикако лет десять тому назад: когда она продавала ему себя, на ее лице было в точности такое выражение, как у этой собаки.
— Правда ли, будто женщины нашей профессии постепенно перестают что-либо чувствовать? — спросила она.
— Бывает и так. Но если ты встречаешься с человеком, которого любишь, или у тебя два или три постоянных друга, тогда это нельзя считать профессией.
— Я вас очень люблю.
— И все же ничего не чувствуешь?
— Чувствую.
— Вот видишь!
— Наверно, пойму, когда выйду замуж.
— Поймешь.
— Как вам больше нравится?
— А тебе?
— А как ваша жена любит вас?
— Н-да…
— Скажите!
— У меня нет жены. — Он с любопытством стал разглядывать ее сразу посерьезневшее лицо…
«Напомнило мои встречи с Тикако, поэтому я и почувствовал угрызения совести», — подумал он, поднял собаку с земли и положил в ящик.
Вскоре на свет появился первый щенок. Он был в «сорочке», и мамаша, видимо, не знала, как с ним поступить. Он рассек ножницами «сорочку» и перерезал пуповину. Следом родились два мертвых щенка. Он поспешно завернул их в газету. Затем появились еще три — все в «сорочках». Последний — тоже в «сорочке». Было видно, что он живой, но движения его были вялые. Несколько мгновений он разглядывал последнего щенка, потом поспешно вместе с «сорочкой» завернул в газету.
— Выбрось, — приказал он служанке, подавая свертки. — На Западе не оставляют всех щенков, слабых убивают. Только так сохраняется порода. Чувствительные же японцы этого не могут… накорми мамашу сырыми яйцами, что ли.
Потом он вымыл руки и снова улегся в постель. Светлая радость оттого, что он был свидетелем появления на свет новой жизни, наполнила его душу, и ему захотелось выйти прогуляться. Он даже не вспомнил, что сейчас собственными руками убил одного щенка.
Однажды утром издох щенок. Он сунул его в бумажный мешок и выбросил во время прогулки. Спустя несколько дней он обнаружил еще одного щенка без признаков жизни. Оказывается, мамаша нагребла соломы, чтобы сделать помягче ложе, и затолкала щенка под солому. У того не хватило сил выбраться наружу, а мамаша не стала его вытаскивать. Мало того, она улеглась сверху на солому, и щенок задохнулся под ее тяжестью. У людей тоже встречаются мамаши, которые по глупости душат во сне младенцев собственной грудью.
Таким же манером задохнулся и третий щенок.
— Еще один испустил дух, — спокойно произнес он и, насвистывая какую-то мелодию, сунул его в бумажный мешок и отправился в ближайший парк. Глядя на радостно вилявшую хвостом мамашу, не ведавшую, что она задушила собственного детеныша, он вдруг снова вспомнил Тикако.
