— Ты сегодня очень рано, Ханнес.
— Я только что пришел.
Оба внимательно оглядывали друг друга. Они были примерно одного возраста. И если у Талькова были редкие седые волосы, то Хофманн с густыми каштановыми волосами и темно-коричневыми усами выглядел значительно моложе. Его ясные голубые глаза пытливо смотрели на Талькова, у которого глаза прятались от слишком яркого света за густо-дымчатыми очками. Подошла молоденькая официантка, чтобы принять заказ.
— Мы еще не успели посмотреть меню, — извинился Тальков, быстро пробежал его глазами и передал Хофманну.
— Для начала я с удовольствием выпил бы апельсинового сока.
— К сожалению, у нас сейчас нет.
Неловкая заминка.
— А грейпфрутовый сок?
Она утвердительно кивнула.
— Хорошо. Два грейпфрутовых сока и потом для меня утку с хлебом и бокал «Мартини бьянко». А что ты будешь, Ханнес?
— Мне то же самое, но только «Мартини Россо».
Она, улыбнувшись, кивнула и ушла.
— По крайней мере, у них есть утка. Сыр был вычеркнут.
— Ты не очень хорошо выглядишь, Сергей.
— В последнее время было слишком много работы.
— Все идет, как ты планировал?
— Пока да, но еще рано говорить об успехе или неудаче. Расскажи лучше, как Хельга?
— Спасибо, хорошо. Она еще в ужасе оттого, что наши лишили Бирмана гражданства. У нас дома был настоящий скандал, когда я запретил ей публично вступаться за него. Она, к сожалению, все меньше и меньше считается с моим положением. Дети становятся на ее сторону. Так что мне бывает нелегко.
— Ты хочешь развестись?
— Нет. Но я не знаю, что делать.
Принесли заказ, и они стали молча есть. Потом оба заказали кофе: Тальков по-старопольски — с коньяком и корицей, а Хофманн крепкий, по-итальянски. Оба задумчиво помешивали кофе в чашках.
— Ты виделся с Анатолием перед вылетом его в Мурманск?
— Об этом, я надеюсь, знаешь только ты.
— Ты опасаешься чего-то, Сергей, хотя тебя все боятся.
— Да, но боятся до такой степени, что усиленно подпиливают стул, на котором сижу я.
— Кто?
— Оставим эту тему, пожалуйста. Ты же был на «совещании» в Берлине. Можно что-нибудь предпринять против Берлингуэра?
— Это движение так называемых еврокоммунистов мне нравится. Это же наша лучшая пропаганда.
— Нет, сейчас, после смерти Мао, все будет сильно меняться, и не в нашу пользу.
— Ты для этого меня вызвал?
— Нет. У меня был Рамон после прилета в Москву. Обмен с Олгаковым прошел безупречно. Теперь нужно сделать третий ход. Я тебе сейчас все объясню. Когда в марте будущего года завершится третья фаза, настанет твой звездный час, Ханнес. Я вызвал тебя сюда на случай, если что-нибудь сорвется.
