Винсент улыбнулся. Пьер и Клаудиа допили свой фруктовый сок, и все направились за метрдотелем по узкой лестнице в верхний зал. В зале были заняты еще только три столика. Метрдотель провел их к столу у окна. Еще только рассаживались, как появился седовласый приветливый официант со своим не менее солидным напарником. Подали меню: Эдвард лишь мельком пробежал его.
— Рекомендую в качестве закуски устриц. Потом омары или дуврский морской язык — лучше, чем здесь, вам нигде не приготовят!
Он откинулся в кресле и стал рассеянно смотреть в окно, предоставив своим сотрапезникам муки выбора. Винсент бывал несколько раз в «Бентли». И хотя не считался, как Эдвард, завсегдатаем, имел представление о первоклассной кухне этого ресторана и на все лады расхваливал друзьям и знакомым ее достоинства.
— Я себе позволю еще один аперитив — «Мартини бьянко», — объявил он улыбаясь.
Эдвард приподнял бровь и покачал головой.
— А я не буду, спасибо. А что ты будешь есть?
— Шотландские летние устрицы, а потом — омар «Термидор», а ты?
— Как обычно — полдюжины устриц, а потом морской язык по-гречески. А вы? — он обратился к Пьеру и Клаудии. Эти двое были больше заняты друг другом, чем изучением меню, и почти без колебаний объявили, что Клаудиа последует примеру Эдварда, а Пьер присоединяется к Винсенту, но без аперитива. Пока брат развлекал молодых людей легким необязательным разговором, Винсент наслаждался своим «Мартини» со льдом. Солнечные лучи окутали его обволакивающим теплом, он слегка разомлел и расслабился. Он даже ненадолго забыл о постоянно мучивших его в последнее время ночных кошмарах. Вот и прошедшая ночь была не лучше. Ему приснился его дом, он его сразу узнал во сне. В дверь позвонили. Когда он спустился по лестнице вниз и открыл ее, на пороге стоял Ханнес Хофманн. Но не тот, которого он видел днем, а сильно изменившийся, усталый, старик лет семидесяти. Винсент пригласил его войти: и пока они поднимались по лестнице, он обратил внимание, что дом тоже вдруг страшно изменился: все обветшало, всюду паутина, многолетняя пыль, будто в доме никто не жил и не прибирался. А на площадке второго этажа их ждала женщина — и Винсент, вглядевшись, понял, что это не Патриция, а Жанетт. Но не молодая темноволосая женщина, а сгорбленная, седая, изможденная старуха. Винсент оцепенел от ужаса и проснулся от собственного крика. Поглаживая его по голове успокаивающими касаниями, Патриция что-то трогательно говорила. Но Винсенту так и не удалось снова уснуть. Вот и сейчас опять все вспомнилось; он отогнал навязчивое видение и допил бокал.
