Все, что мятежно в мыслях, умирает
При виде вас, о чудо красоты.
Стою близ вас, — Любовь остерегает:
«Беги ее иль смерть познаешь ты».
И вот лицо цвет сердца отражает,
Опоры ищут бледные черты,
И даже камень словно бы взывает
[44]В великом страхе: «Гибнешь, гибнешь ты!..»
Да будет грех тому, кто в то мгновенье
Смятенных чувств моих не оживит,
Кто не подаст мне знака ободренья,
Кто от насмешки злой не защитит,
Которой вы, мадонна, отвечали
Моим очам, что смерти возжелали.
Этот сонет делится на две части: в первой я говорю о причине, по какой не могу удержаться и не приблизиться к Донне; во второй — говорю о том, что происходит со мною при приближении к ней; начинается она так: «Стою близ вас…». В свою очередь, эта вторая часть подразделяется на пять, соответственно пяти различным предметам, о коих я повествую, а именно: в первой я говорю о том, что говорит мне Любовь, направляемая разумом, когда я нахожусь близ Донны; во второй, — описывая лицо, даю понять, что творится с сердцем; в третьей — говорю, что вся бодрость покидает меня; в четвертой — говорю, что грешит тот, кто не выказывает жалости ко мне, дабы дать мне ободрение; в последней — говорю, почему другие должны были бы испытывать жалость, а именно — из-за того, что взыскующим жалости становится взгляд моих глаз; однако этот взыскующий жалости взгляд уничтожается, то есть не достигает других, из-за насмешек Донны, увлекающей к подобным же действиям тех, которые, может быть, и приметили бы, что я прошу о жалости. Вторая часть начинается так: «И вот лицо…»; третья так: «И даже камень…»; четвертая: «Да будет грех тому…»; пятая: «Кто от насмешки злой…».
XVI
После того как сочинил я этот сонет, явилось у меня желание сказать новые слова, в которых я поведал бы еще четыре вещи о моем состоянии, ибо они, думалось мне, не были еще изъяснены мною. Первая из них — та, что я много раз печалился, когда моя память побуждала воображение представить себе, чем сделала меня Любовь. Вторая — та, что часто Любовь внезапно шла на меня приступом с такой силой, что живой оставалась во мне лишь мысль, говорившая о Донне. Третья — та, что, когда Любовь шла в бой на меня, я искал, побледнев, лицезреть Донну, надеясь, что ее вид защитит меня от этого нападения, и забывая о том, что происходит со мною при приближении к такой благодати. Четвертая — та, что подобное лицезрение не только не давало мне защиты, но и вконец уничтожало во мне малый остаток жизни. И вот сочинил я сонет, который и начинается «Не раз теперь…».
