Перечисление отцовских прегрешений звучало как обвинительная речь в суде. Единственное, в чем не обвиняли Блэкджека Моргана — пока что, — это в совращении маленьких мальчиков. Пич ожидала, что со дня на день подобные слухи появятся.
Газеты уже несколько месяцев нагнетали это безумие, исходя криком в праведном гневе по поводу «преступлений» Блэкджека, будто он какое-то чудовище. На него была устроена настоящая травля.
Ее журнал был единственным изданием, не опубликовавшим ни строчки об этом скандале. Пич никогда не выступала в печати в защиту отца, но бессчетное число раз защищала его устно. Но она никак не ожидала, что ей придется защищать его в стенах собственного дома.
— В Америке человек считается невиновным, пока вина не доказана. На тот случай, если ты забыл, отцу еще никто не выносил приговора.
Она произнесла эти слова и вздрогнула. А что, если этим и вправду все кончится?
Герберт нахмурился еще больше.
— Твой отец на грани импичмента.
— То же самое говорили об Агню, Никсоне, Де-Кончини и Пэквуде. С ними этого не случилось, и с отцом тоже не случится. Кроме того, сенаторов не подвергают импичменту. Им выносят порицание.
— Конечный результат тот же самый. — Герберт чиркнул пальцем по горлу. — Черт возьми, Пич, с меня хватит. Меня уже тошнит от того, что, когда я вхожу в клуб, все разговоры умолкают. От того, что друзья и знакомые перешептываются за моей спиной. От того, что наше имя мелькает в газетах. Это плохо влияет на мою практику. Количество новых пациентов резко упало.
Его слова привели Пич в ярость. Да что с ним сегодня такое? Он просто невыносим!
Следует признать, что последние несколько лет они с трудом находили общий язык. Между ними словно стена выросла. Пич думала, что это оттого, что они оба заняты целый день и почти не видятся, встречаясь только за завтраком и ужином. Слыша те же жалобы от подруг, она говорила себе, что переход на раздельные орбиты — это та фаза, которую проходят все мужья и жены по дороге к золотой поре жизни.
Но теперь Пич поняла, что это не так. Они с Гербертом совершенно чужие друг другу. С таким же успехом она могла завтракать с незнакомцем — и к тому же с очень неприятным незнакомцем. Герберт говорил сейчас словно капризный ребенок, а не уважаемый хирург.
— Ты думаешь только о себе, Герберт. Тебе наплевать на других людей. И поскольку ты твердо решил беспокоиться только о себе, позволь спросить: думал ли ты о том, что напишут газеты, когда узнают, что ты сегодня отправился играть в теннис? Интересно будет почитать.
