— Опа! — Зеленоглазая с натянутой улыбкой соскочила на землю. Ее шатнуло, и она уселась рядом с Митькой.
— Ты первый раз прыгала? — угадал он.
— С крылом первый… А если совсем честно, то я и с круглым парашютом прыгала только тандемом с Пашкой.
«Расслабилась», — подумал сыщик и опять сказал:
— Ну что ж, вы своего добились!
— Что за дебильные намеки! — взвилась зеленоглазая. — Что ты вообще себе вообразил?! Иду в туалет — он стоит в коридоре, смотрит. Иду обратно — сидит в купе, опять смотрит! Ты что, озабоченный? Считаешь, сколько раз девушки пописают?!
Сыщик не смутился. Удалось вывести подозреваемую из себя — уже полдела сделано.
— «На перевале я разбил второй свой сухопутный лагерь»… — произнес он первую строчку стихотворения-пароля. — Я обо всем догадался!
Лина сидела с ним плечом к плечу. Повернув голову, Митька в упор посмотрел в зеленые глаза, вернее, в один глаз — что видел, в то и посмотрел. Глаз выглядел смущенным.
— Ну и что! — без прежнего напора сказала Лина. — Конечно, это не я написала, а Леонид Алексеевич. А я только читала как бы от себя.
— Какой Леонид Алексеевич?
— Кулик. Он здесь как бог. Посреди Ванавары торчит железяка — говорят, бур, забытый Куликом году этак в тыща девятьсот тридцатом. И никто его с тех пор не выдернул. А стихи про центр паденья только чайники не знают. Они есть в книжках про Тунгусский метеорит. И в музее висят в рамочке.
Версия лучшего сыщика из всех девятиклассников зашаталась, роняя елочные игрушки улик.
— Ладно, а почему ты нам не сказала, что летишь в Ванавару?
— Да потому что не знала, куда от тебя деваться! Терпеть не могу таких приставучих. Ну, посидели, поговорили, а потом зачем ты за мной хвостом ходил?
— Я не ходил, — сказал Блинков-младший.
— Ну, подсматривал.
— И не подсматривал, а просто ждал, когда пройдешь по вагону!
— Зачем?
— Хотел еще поговорить.
— А я не хотела! — огрызнулась зеленоглазая и всхлипнула: — Папу жалко!
— А мне, думаешь, не жалко? — ответил Блинков-младший, удивившись тому, что Лина сначала подумала о его папе, а не о Пашке.
— Тебе своего папу жалко, а мне своего!
Версия рухнула со стеклянным звоном.
— Так Сергей Иванович — твой папа?!
— Представь себе, мой! Командир воздушного корабля, не ботаник зачуханный!
— Это кто зачуханный? — оскорбился за папу Блинков-младший.
— Да так, ничего личного. Кому летать в небе, кому мочковатые корешки собирать.
То, что корешки мочковатые, почему-то сильнее всего обидело Митьку. Он отвернулся и решил молчать.
