Поэт | страница 23
Внутри конки. Тарасов садится на скамью,
опускает голову на спинку. Глаза полузакрыты.
Конка едет. Останавливается. Ее окружает толпа.
Оля на крыше.
О л я. Товарищи! Сегодня, в день нашего пролетарского, международного праздника Первого мая, перед вами будут выступать лучшие наши артисты.
Овация.
Сейчас соло на виолончели исполнит артист оркестра Городского театра Николай Петрович Самойлов-Петренко.
Овация.
Поддерживаемый снизу поэтами и артистами, на
крышу конки вылезает старик. Ему подают виолончель и
стул. Он усаживается.
Серенада Шуберта.
Старик начинает играть. Толпа слушает с
громадным вниманием. На площади полная тишина. Оля
спускается в конку.
Т а р а с о в. Оля, мне совсем плохо. (Ложится на скамейку.)
В глазах Тарасова рябит праздничный город. В
ушах гудит виолончель. Арчибальд расстегивает ему
куртку и смотрит грудь. На груди - пятна. Арчибальд
застегивает куртку.
А р ч и б а л ь д (Оле, шепотом). По-моему, у него сыпной тиф.
Арчибальд подносит к губам Тарасова кружку,
Тарасов отводит ее вялой рукой и с отвращением
отворачивается.
О л я (кучеру). Поезжайте. Скорей!
К у ч е р. Куда?
О л я. В городскую больницу.
Кучер отпускает тормоз и стегает лошадей. Конка
дергается, едет. На крыше едущей конки играет солист
на виолончели. Качается. С недоумением оглядывается,
но продолжает играть. Тарасов лежит на койке в
сыпнотифозном отделении городской больницы и бредит.
Несется время. Бред Тарасова. Это какие-то
пересекающиеся плоскости, острые углы, дисгармоничная
симфоническая музыка, плакатные - непомерно
грандиозные - фигуры матросов, красногвардейцев,
прищуренный глаз огромного Ленина. Какие-то скалистые
горы. Этот бред - впечатления "Изо", Первого мая.
Кубизм сыпнотифозного бреда. Тарасову кажется, что он
по острым уступам ползет вместе с Олей на какие-то
очень трудные горы. Горы так велики, что по сравнению
с ними Тарасов и Оля - меньше мух. Тарасов и Оля
маленькие, как точки. Они преодолевают невероятные
трудности, срываются в пропасть. Бегут среди углов и
пересеченья плоскостей. Им надо бежать. Тарасов
сжимает в руках Олину руку. И музыка, музыка...
Тарасов на одну минуту приходит в себя,
открывает глаза. Он видит сыпнотифозное отделение
больницы, видит стонущих и мучащихся в бреду больных;
видит Олю и маму, которые туманно и грустно стоят
возле его койки; он держит Олину руку, но ничего не
понимает и никого не узнает. Снова теряет сознание.
Оля и мать возле его койки. Смотрят на него