Выходим, когда уже начинает темнеть и, не торопясь, идем к зданию почты, к которому должен подъехать дежурный тягач из части. Захожу внутрь, в телеграф. Жена и дочка предпочитают погулять на свежем воздухе. Очередь небольшая, но движется медленно. Отправляю домой телеграмму, что у нас все в порядке.
Расплатившись, выхожу на улицу, и сворачиваю на аллею, к оставшимся у кустов девочкам. Подойдя ближе, вижу весьма неприглядную картину. Два мужичка в характерных кепках-восьмиклинках, кургузых пиджаках и грязных сапогах, в которые были заправлены не менее грязные брюки, очень невежливо наступают на побелевшую, испуганную и лихорадочно оглядывающуюся вокруг жену. Из-за ее спины выглядывает не менее испуганная дочка. Ну, хулиганье, погодите!
— В чем дело, Настя?! — спрашиваю нарочито громко, командирским голосом. Ко мне поворачивается один, который постарше и, выплюнув изо рта чинарик, хрипит. — Шо, фраер, тебя тоже пощипать? Так гони лопатник и котлы снимай. Не видишь, мы люди бедные, а еще Ленин завещал с такими делиться.
Тело само вспоминает уроки рукопашного боя, только недавно повторенные на недавно введенных занятиях по выживанию. Удар ногой под коленную чашечку, второй удар, следом — по боку. Жена кричит. Мужик, схватившись обеими руками за коленку, с воем падает, второй выхватывает нож… и тут же пытается кинуть его в сторону, но не успевает. Суровый милиционер, в белой, заметной в темноте, гимнастерке, споро крутит ему руки, заставляя выронить нож и тут же связывает их у бандюги за спиной витым шнурком. И откуда он только появился?
— Вставай и не притворяйся, — бьет он второго урку в другой, не успевший пострадать от моего удара бок, сапогом, одновременно свистя в свисток. Дочка, глядя на него, перестает плакать и начинает улыбаться. Еще бы, старшина милиции, как я успеваю заметить по знакам различия, не просто свистит, он насвистывает что-то вроде «Чижика-пыжика».
Получив еще пинок, второй мужик со стоном поднимается, глядя на меня с откровенной злостью, но даже не дергается в сторону, потому что по аллеям уже несутся, придерживая фуражки еще двое в таких же белых гимнастерках.
Ну вот, испортили такой день, скоты бандитские!
23 мая 1941 г. г. Москва. Кремль. Кабинет Сталина. тов. Сталин
Дни пролетают просто незаметно. Понемногу начинаю распихивать повседневные дела на заместителей, все больше и больше сосредотачиваясь на военных вопросах. Большая проверка готовности пятнадцатого мая выявила столько недочетов, что, не знай я о некоторых заранее, инфаркт бы получил, точно. Поэтому сейчас сидим с Молотовым и обсуждаем подготовку к войне на дипломатическим фронте. Англичане, кажется, прореагировали на наш зондаж вполне дружественно. Но о переговорах с Гессом молчат, как будто их и нет. Неужели пытаются нас банально надуть? Черчилль конечно с Гитлером бился до последнего, но вдруг ему предложили что-то настолько привлекательное, что он не сможет отказаться?
