— Что произошло в ту ночь, когда исчезла Исабель?
— Мы все спали в общей спальне, а наши с Исабель кровати стояли рядом. Я страдала бессонницей. Теперь-то я понимаю, что все дело было в проблемах переходного возраста, а тогда не знала, чему ее и приписать. Я услышала, как Исабель пробормотала что-то во сне, склонилась к ней и принялась разглядывать ее безмятежное лицо, золотые локоны… Я смотрела на капельки пота, выступившие у нее на висках, на то, как поднимается и опускается ее уже не детская, но еще и не девичья грудь… Ты думаешь, я роман сочиняю?
Я ничего не ответил, чтобы не сбивать ее с мысли. Я знаю, что никто не отклоняется так часто от темы повествования, как человек, который собирается сделать признание. Следовало набраться терпения.
— Через некоторое время, — продолжила Мерседес, — Исабель вдруг встала с постели. Я видела, что она спит, и подумала, что она, наверное, лунатичка. Исабель зашагала по проходу между кроватями, уверенно направляясь к двери. Я тоже встала и пошла за ней, опасаясь, что она обо что-нибудь ударится и ушибется. Дверь спальни обычно закрыта на ключ, но в тот раз я с удивлением увидела, что, как только Исабель подошла к ней, дверь распахнулась. Было очень темно, и мне стоило труда разглядеть смутный силуэт, скорее даже тень, по ту сторону двери.
— Мужской силуэт или женский?
— Мужской, если считать брюки признаком сильного пола. Но я уже говорила: было темно.
— Продолжай.
— Следуя за тенью, открывшей дверь, Исабель дошла до туалетных комнат. Там тень приказала ей подождать, вернулась назад и снова закрыла дверь спальни. Я ждала, спрятавшись за выступом стены: я решила поучаствовать в этом приключении и дойти до конца.
— Маленькое уточнение: дверь спальни запирается на щеколду или на ключ?
— На ключ. По крайней мере, так было в то время.
— У кого хранился ключ?
— У монахинь, конечно. Один у надзирательницы, другой у настоятельницы, насколько мне известно. Но не думаю, что было трудно сделать дубликат. Порядки в интернате были суровые, но девочки — народ хитрый и изворотливый. К тому же школа — не тюрьма.
— Еще один вопрос: а если какой-нибудь из девочек ночью нужно было пойти в туалет?
— На этот случай в спальне, в другом конце, был маленький туалет. Вместо двери там висела занавеска, чтобы никто не мог запереться и заняться чем-либо предосудительным. Слушай дальше. Я шла босиком, так же как Исабель, и мне было неприятно ступать по холодным кафельным плиткам, которыми выложен пол в туалетных комнатах. Именно поэтому я обратила внимание на обувь таинственного провожатого моей подруги: на нем были парусиновые туфли на резиновой подошве. Такие тогда многие носили — они были дешевые и служили долго. Теперь их уже не делают. Мы пересекли помещение и оказались перед дверью, ведущей на лестницу, по которой можно спуститься в часовню. Обычно по утрам девочки, уже умытые, одетые и причесанные, собирались здесь и надзирательница проводила перекличку. Лишнее говорить, что в этот час туалетные комнаты и лестницы были пусты. Было темно. Незнакомец освещал путь фонариком, и я без труда могла двигаться за ним и за Исабель, оставаясь незамеченной, — дорогу за годы, проведенные в школе, я выучила наизусть. Когда мы вошли в часовню, Исабель и ее спутник скрылись в главном алтаре. Я подождала немного в надежде, что они снова появятся оттуда (в алтаре ведь нет другой двери). Но время шло, а они все не возвращались. Я осторожно приблизилась к алтарю и убедилась, что там никого нет. „Тайный ход! — подумала я. — Наверняка там есть тайный ход!“ — и принялась искать его, несмотря на страх, который все больше овладевал мною. После нескольких минут поисков я, благодаря слабому свету луны, проникавшему сквозь узкие окна часовни, обнаружила на полу четыре плиты, под которыми, судя по надписям на латыни и рисункам (на плитах были изображены черепа), были чьи-то усыпальницы. На одной из этих плит почему-то не было пыли, а на вделанном в нее, как раз под подбородком улыбающегося черепа, толстом металлическом кольце не было следов ржавчины. Надпись на плите гласила: HIC YACET V. Н. Н. НАЕС OLIM MEMINISSE YUBAVIT
