— Эй, ты спишь?
Это был голос Мерседес Негрер. Я хотел ответить ей, но из моей гортани выходили лишь всхлипы.
На спину мне легла рука.
— А чего это ты в москитную сетку закутался?
— Я ничего не вижу, — с трудом выговорил я. — Мне кажется, я ослеп.
— Да нет, это электричество отключили. Я принесла свечу, но у меня нет спичек. Мой отец всегда держит коробок на тумбочке у кровати. На случай, если у него будет бессонница и захочется покурить. Хотя врачи ему категорически это запрещают.
Я услышал, как выдвигается ящик, как роется в нем невидимая рука. Потом послышалось чирканье, мелькнула искорка и замигал, качаясь, огонек свечи. В ее слабом свете я смог разглядеть сквозь опутывавшую меня москитную сетку спокойное лицо Мерседес. Она смотрела на меня, быстро мигая. На ней была фланелевая рубашка в клеточку (раньше она явно принадлежала мужчине, и притом более крупному, чем Мерседес), через боковые разрезы которой видны были узкие бедра. Когда она наклонилась надо мной, чтобы помочь выпутаться из москитной сетки, я смог разглядеть, что под рубашкой на ней голубые трусики с высоким вырезом. Рубашка была застегнута не на все пуговицы, и, когда Мерседес двигалась, иногда можно было заметить, как колышется под рубашкой бледное, бархатистое и мягкое, испускающее нежный кисло-сладкий аромат.
— Я слышала, как ты разговариваешь во сне, — сказала она и прибавила без всякого логического перехода: — Я тоже не могла заснуть. Это что под тобой? Лужа?
— Вчера за ужином слишком много выпил, — попытался оправдаться я, сгорая от стыда.
— Ничего страшного. Со всяким может случиться. Будешь спать или хочешь поговорить?
— Я предпочел бы поговорить, если ты обещаешь больше не врать.
Она грустно улыбнулась:
— Я рассказала тебе официальную версию происшедшего. А как ты догадался?
— Твой рассказ — нагромождение несуразностей. Чего стоит одно утверждение, что напуганная девочка-подросток может мгновенно убить человека, ударив его ножом в спину. Я никогда никого не убивал, но все же в этих делах кое-что смыслю. Если бы ты ударила спереди, то, может быть, и смогла бы убить. Но сзади — никогда.
Она села на краешек кровати, а я устроился на подушке, опираясь спиной на деревянную спинку кровати, которая скрипела при каждом моем движении. Мерседес поставила ступни на кровать, обхватила руками лодыжки и уперлась подбородком в колени. Наверное, ей было удобно, но я в такой позе не высидел бы и минуты.
— Подоплека подлинной истории, — начала она, — та же самая: бойкая и смышленая, но бедная девочка и девочка богатая, но круглая дура. И травма, о которой я говорила…
