— Добрый день послал нам Бог, — начал я, не обращая внимания на холодный прием. — Не с садовником ли этого великолепного замка имею я счастье беседовать?
Он кивнул и пощелкал в воздухе — возможно, без всякого злого намека — устрашающего вида садовыми ножницами, которые держал в крепких руках. Я улыбнулся:
— Значит, мне повезло. Ведь я явился из очень дальних мест с единственной целью — познакомиться с вами. Прежде всего позвольте представиться: дон Арборио Суграньес, профессор по озеленению из французского университета. И позвольте сразу же добавить, что слава этого сада, хотя вам сие, возможно, неизвестно, гремит по всему миру. И я не хотел отправиться на пенсию, не повидав того, что столько лет изучал сам и о чем рассказывал своим ученикам, не познакомившись с человеком, чьи талант, прилежание и упорство создали подобное чудо. Не согласитесь ли вы, маэстро, отпить глоток чудесного вина, которое я специально, в знак глубокого восхищения, привез для этой торжественно минуты с моей родины? — И, достав бутылку, половина содержимого которой (бутылка ведь была открыта) уже вылилось, испачкав рубашку и концы моей бороды, протянул ее садовнику. Тот взял бутылку за горлышко, и выражение его лица смягчилось.
— С этого и надо было начинать. Какого черта вам от меня надо?
— Прежде всего, чтобы вы утолили жажду, выпив за мое здоровье.
— Какой-то у этого вина странный вкус.
— Это особый урожай. В мире такого вина всего две бутылки.
— А здесь написано: „Пентавин“, столовое вино. — Садовник показал на этикетку.
Я заговорщицки подмигнул: „Таможня, сами понимаете…“ — надо было потянуть время, пока адская смесь из бутылки не начнет действовать. Некоторый эффект, судя по зрачкам и голосу садовника, она уже произвела.
— Что с вами, дружище?
— Что-то голова закружилась.
— Это, должно быть, от жары. Как с вами монашки обращаются?
— Промолчу лучше. При нынешней безработице…
— Трудные времена, согласен. Я думаю, от вас не укроется ни одна мелочь из того, что происходит за стенами монастыря?
— Да уж такого мог бы порассказать! Но не буду. Если вы из этого чертова синдиката, я вообще с вами говорить не хочу. Вы не возражаете, если я сниму рубашку?
— Будьте как дома. Правда то, что утверждают злые языки?
— Помогите мне развязать шнурки на ботинках. А что болтают злые языки?
— Что из спален исчезают девочки. Я, разумеется, ни слову не верю. Носки с вас тоже снять?
— Да, пожалуйста. Мне все жмет. Так что вы говорили?
