На перекрестке мимо прогромыхал уличный трамвай, сверх предела забитый народом, трое монашек висели на подножке; его трезвон поутих, едва трамваю удалось пробиться сквозь людское столпотворение. Движение колонны грузовиков регулировал американский военный полицейский в белой жестяной каске, а также итальянский carabiniere[18] в причудливой униформе, делающей его похожим на руководителя джаз-бэнда. У американца во рту был свисток, сопровождавший его нетерпеливые и яростные движения оглушительным свистом. Итальянец, напротив, регулируя, разводил, как бы извиняясь, руками. Будто сошедшие с египетских акварелей длиннорогие, попарно запряженные в деревянные тележки быки летаргически испражнялись, ожидая своей очереди. Мальчишки шныряли посреди общей свалки, торгуя губной помадой и амулетами на счастье.
Наконец один британский стрелок любезно указал ему, куда надо идти. Джеймс пошел вниз по боковой улочке не шире тропинки, потом по головокружительно вьющимся зигзагами каменным ступенькам. Было приятно вырваться из шума и толчеи, и Джеймс даже не сразу сообразил, что теперь дома уже не напирают со всех сторон.
Он остановился, мгновенно пораженный открывшимся видом. Прямо перед ним над Неаполитанским заливом стояло огромное закатное оранжевое солнце. Под алыми небесами море казалось сглаженным, как кипящее молоко под пенкой. Вдоль побережья вечерний ветерок покачивал пальмы. А на том берегу залива, прямо из полуострова вдали, как яйцо из подставки, мощной громадой вставал Везувий. Легкий, похожий на вопросительный знак, дымок вился над его вершиной.
— Господи! — вырвалось вслух у Джеймса.
Но, сказав себе, что не видами восхищаться, а войну предстоит заканчивать, он двинулся по ступенькам вниз к большому, стоявшему в самом низу зданию.
Служба армейской контрразведки была о себе явно высокого мнения, и это было очевидно с первого взгляда. Ее нынешняя штаб-квартира располагалась в старинном palazzo,[19] несколько внешне пострадавшем, но все еще несущем следы былого величия. В громадном вестибюле поблекшая фреска изображала нимф и сатиров, которые что-то не поделили за пиршественным столом. Джеймс прошел во внутренний двор, где обнаружил одно лимоновое дерево и два пары новеньких джипов.
— Эй! — негромко окликнул он.
В одном из окон, выходящих во двор, он заметил ординарца в американской военной форме, перебегавшего из одной комнаты в другую со стопкой папок.
— Простите, — Джеймс, перегнулся через подоконник внутрь, — я ищу службу британской армейской контрразведки.
