Квартилла хотела было что-то возразить, но, передумав, пожала плечами и вынула из буфета небольшую банку анчоусов.
Соус, который теперь готовила Ливия, не был puttanesca, но подобно ему, обладал жгучестью и крепостью. К тому же был на удивление прост, и в нем заиграл весь букет составлявших его ароматов. Опрокинув анчоусы из банки в кастрюлю вместе с маслом, в котором они плавали, Ливия добавила три измельченных зубчика чеснока и ложку с верхом сушеного чили. Едва анчоусы с чесноком смешались как следует, Ливия добавила в смесь много протертых сквозь сито, сбрызнутых уксусом помидоров. Все это неспешно лениво закипало, высоко выплевывая красные пузырьки соуса, будто в кастрюле бурлила лава. Минуты через три Ливия побросала в соус порванные листки свежего базилика.
— Все. Готово.
Квартилла немедленно подскочила к кастрюльке, жадно запустила туда ложку. Ее глаза изумленно вспыхнули. Но она тотчас взяла себя в руки, намеренно долго облизывала губы, медля с вынесением приговора.
— Значит, так… — проворчала она наконец. — Резковато немного, и уж больно горячо — надо, чтоб слегка остыло. Мужчинам-то явно понравится, на то они и мужчины, в нормальной еде мало что смыслят, им главное покрепче да поядреней подавай, особенно если красиво разложено на тарелке. А так — неплохо.
Ах ты, старая ведьма, подумала Ливия. Должно быть, Квартилла угадала ее мысли, потому что добавила:
— Но если с тобой, девушка, Энцо счастлив не будет, я самолично отлуплю тебя по заднице деревянной ложкой.
Словом, Ливия поняла, что Неаполь — это совсем не то, что деревня. Еще она заметила, что каждый раз, когда они вместе с Энцо выходили на passeggiata, вечернюю прогулку по Виа Рома, прогулки по которой стали ритуалом для обрученных пар, Энцо, с большим удовольствием ловивший обращенные к нему в его военной форме восхищенные взгляды, каждый раз был недоволен, если взгляд или улыбка доставались Ливии и поспешно увлекал ее вперед.
Вечером накануне венчания Ливия надела зеленое платье, а в церковь вошла, прикрыв лицо фатой, чтобы хранила ее счастье от злых духов. А Энцо положил в карман кусок железа, оберег от черного сглаза. Их сопровождали оба семейства, вдоль процессии бежали дети, ловя засахаренный миндаль, которым осыпали новобрачных. После венчания было шумное застолье, для которого Ливия приготовила все традиционные кушанья. Каждое несло в себе особый скрытый смысл или примету. Миндаль в сахаре — к тому, что в их жизни будут, как горькие, так и сладкие дни. Поданный в начале пиршества цикориевый суп с фрикадельками знаменовал соединение двух начал в одно. Даже подаваемые на сладкое обжаренные и обсахаренные плетенки из теста, и те несли в себе символ плодородия. Родственники пили за здоровье новобрачных, выкрикивая «Per cent'anni!»,
