А Франц всё говорил и говорил:
— Я уезжаю в Вену… Прежде я возвращался сюда каждой весной и приезжал к родителям зимой на рождество, а теперь, фрейлейн Като, сюда я больше не вернусь. Родительский дом стал для меня тюрьмой. Но когда-нибудь мы встретимся! Я говорю вам, я в это верю…
Каталина молча и сосредоточенно перебирала на ладони красные бусы. Ей трудно было понять душевный разлад, ломавший жизнь молодого барина. Трудно было поверить в искренность его признаний. В то же время она испытывала глубокое сочувствие к этому юноше, который сам, по доброй воле, уходил навсегда из дому. Матери у неё не было. Она умерла, когда Каталине исполнилось пять лет. Девушка всегда чувствовала отсутствие материнской ласки, хотя Игнац души не чаял в дочери.
— Вот и готов ваш чемодан! — сказал неожиданно появившийся кузнец.
— Как быстро! — воскликнул Франц, и в голосе его послышалось сожаление. Ему казалось, что их беседа длилась всего несколько минут.
Щедро расплатившись с кузнецом, Франц сердечно попрощался с отцом и дочерью, вскочил с непокрытой головой на лошадь и вскоре исчез, оставляя за собой облако пыли.
Теперь Каталина могла всласть отчитать Яноша.
— Ты, видно, никогда не исправишься! — закончила она свою отповедь, в которой было высказано немало горьких истин.
Янош не пытался оправдываться. Он слушал молча, быстро работая резцом. Можно было подумать, что чутора, которую он вырезал, была сейчас для него важнее всего на свете.
Каталину это тронуло.
— Хорошо, что господин Франц оказался совсем не таким, как его отец! — И Каталина подробно рассказала всё, что узнала от Франца.
Янош недоверчиво покачал головой:
— А ты и уши развесила! Мало ли что он тебе расскажет!
— Ничего не развесила! Это ты стоишь разиня рот, когда слушаешь всякие небылицы про лошадей…
Янош не сдавался:
— И с чего это ты его обхаживала, молоком поила! Я всё слышал: «Не хотите ли сливовицы? Не угодно ли молочка?»
— И всё ты врёшь! Ничего ты не видел и не слышал, только зря подглядывал!
Невинные поначалу пререкания молодых людей могли превратиться в ссору, если бы молчавшая до сих пор Марика не приняла участия в их перепалке:
— Довольно вам, петухи! А то, пожалуй, ещё вцепитесь друг в друга! И сами не знаете, из-за чего спорите!
— Ну, я-то, мама, знаю, из-за чего! — возразил Янош непримиримо.
— Знаешь, сынок? Так скажи, сделай милость!
Раскрасневшийся Янош потупил взгляд и молчал.
— Может, ты, Като, скажешь? — обратилась Марика к девушке.
