Разгневанная земля | страница 39
Граф побагровел от злости.
— Ваше сиятельство, молод он… — Голос Иштван дрожал. — Не губите малого… Мы уж отслужим всё, душой…
Как ни старался граф сдержаться, чтобы не обнаружить перед гостями своей ярости, его взорвало:
— Всей душой отслужите? Хороша семейка! Один лучше другого! Младший сынок, болван, не умеет поводьев в руках держать. Старший ещё того лучше: отказался служить императору, удавился в казарме на позор всему полку!
— Имре! — вскричал в отчаянии Иштван. — Имре сгубили!.. Теперь и второму черёд?.. — И, как будто только сейчас страшная правда дошла до сознания смиренного раба, он повторял оторопело: — Имре!.. Имре сгубили! Люди добрые, помогите!..
В своей мольбе он обращался к таким же, как он, обездоленным крестьянам, которые одни могли сейчас его понять, но рука его просительно тянулась к барину и робко коснулась полы длинной охотничьей куртки графа.
Прикосновение Иштвана вызвало новый приступ ярости у Фении.
— Прочь, негодяй! — крикнул он, брезгливо стряхивая его руку.
Графский окрик был для покорного крестьянина последней каплей. Все обиды, унижения, несправедливости, скопившиеся за годы, нахлынули на него в какой-то короткий миг прозрения. Он отпрянул от графа, опалённый внезапно вспыхнувшей ненавистью. Рука судорожно сжалась в кулак.
— Проклятье тебе! — грозно прогремел его голос. Будь проклят ты, кровопийца! Пусть сгинет весь твой род!
Графа передёрнуло. Он не был суеверен, но в этом проклятии взбунтовавшегося раба ему почудилось какое-то зловещее предзнаменование. Он поднял стек не то для удара, не то для защиты. Но стражники уже окружили Иштвана:
— По сто палок каждому: отцу и сыну! Да так, чтобы другим было неповадно! — шипел Фения, задыхаясь от злобы.
Калиш поспешил ему на помощь:
— Ваше сиятельство…
Резко повернувшись, граф увидел отчаянное лицо управляющего и сразу спохватился. В присутствии гостей воспитанник Англии не должен был терять самообладания.
Не повышая голоса, он распорядился:
— Трубите сбор охотникам!
Вначале Янош даже и не делал попыток осадить лошадь, думая только о том, как бы удержаться в седле. Разъярённая Гроза вернулась в первобытное, дикое состояние. Она неудержимо стремилась вперёд, и Янош со страхом вспомнил о верстовом столбе, о который лошадь однажды уже намеревалась размозжить ему череп…
Гроза вдруг сделала сильный рывок, резко свернула на свободную от деревьев лужайку и помчалась к воротам, открывавшим дорогу в вольные степи.