Когда Жиль переступил порог ювелирного, в кармане завибрировал мобильный. Без всяких вступлений таинственным голосом Коля начал рассказывать ему невероятную историю.
* * *
— Пока мы не женаты, — шепнул Альбан, — нам не обязательно вести себя так, как это принято в благовоспитанных семействах!
Осыпая Валентину поцелуями, он притянул ее к себе. Рука его скользнула к ней под свитер.
— Подожди минутку! — попросила она, отстраняясь. — Я хочу кое о чем спросить. Что это за сюрприз, за которым пришлось ехать в Гавр? Я думала, мы договорились, что не будем ничего скрывать друг от друга.
Альбану отчаянно не хотелось ей врать, поэтому он пытался найти ответ, но тщетно. Валентина не собиралась сдаваться, и он пробормотал:
— Это касается моей семьи.
— Если подумать хорошенько, Альбан, ты предложил мне стать членом твоей семьи!
Валентина порывистым движением опустила свитер, дав тем самым понять, что ей сейчас не до ласк.
— Послушай, я уже пробовал тебе объяснить. Мне трудно об этом говорить…
— О чем?
— О душевном здоровье нашей матери.
— О матери? Какая связь между твоей матерью и Гавром? Почему тебя именно сейчас заинтересовал этот вопрос? Рассказываешь мне бог знает что… Я, по-твоему, идиотка?
Огорченный, Альбан сделал примирительный жест, но она отступила на пару шагов, скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.
— Я спрашивала у Жо о твоей матери. Она сказала, что Маргарита была странноватой, а потом у нее развилась депрессия. Это грустно, но вполне понятно. В этом нет ничего особенного. Жо говорит, что ты пристаешь к ней с глупыми расспросами. Она считает, что было бы лучше, если бы ты больше времени уделял мне!
— Разве я уделяю тебе мало времени? — возмутился Альбан.
— Не мало, — смягчившись, признала Валентина. — И все-таки очень часто ты думаешь о чем-то другом.
Альбан был зол. Так значит, Жо говорит, что в смерти их матери нет ничего особенного? А сама Маргарита была всего лишь странноватой? Настолько странноватой, что хотела задушить собственного сына! И, что самое обидное, Жо без колебаний воспользовалась Валентиной, чтобы заставить его забыть эту историю, как ей того и хотелось.
—Я не хочу это обсуждать, — холодно сказал Альбан.
— Ты ничего не хочешь обсуждать!
Воздев очи к небу, он вышел из комнаты, но дверью хлопать не стал. Он не посвятил Валентину во все подробности по одной-единственной причине — не хотел, чтобы она расстраивалась. Совсем как Жозефина — та, вне всяких сомнений, отказывалась говорить, пытаясь защитить своих внуков. Выходит, ради блага близких и он, и Жо держали при себе свои секреты, порождая тем самым множество недоразумений.
