В холодильнике у него всегда была припасена пара бутылок шампанского — чтобы отметить подписание особенно крупной сделки.
— Ну, с этим понятно. Есть еще проблемы? — спросил Давид, доставая из шкафчика бокалы.
Долгая дружба избавила их от необходимости соблюдать формальности, и он видел, что у Альбана есть и другой повод для беспокойства.
— За обедом я пытался поговорить с Валентиной, но ничего не получилось.
— Ты решил, что она должна знать о твоей матери?
— Я считаю, будет честно, если я ей расскажу.
—Честность здесь ни при чем. Ну, испугаешь ты ее, а дальше? Что бы ты ни рассказал ей о своей семье, она ничего не сможет изменить, ребенок-то уже есть!
— Вот на этом я и застрял! Она и так всего боится!
— Значит, не надо пугать ее еще больше страшными историями.
— Ты, как Жо, любишь секреты и недомолвки!
— Не всякую правду можно говорить.
— И под этим предлогом ты ее от меня скрываешь?
— Альбан… Хочешь на мне сорвать злость, как тогда, на пляже? Нужна разрядка? По-моему, копаться в прошлом стало для тебя навязчивой идеей.
— Это не навязчивая идея. Скорее назойливый вопрос, на который я никак не могу найти ответ. Я не хочу расстраивать Жо, особенно сейчас, но точно знаю, что она мне врет. Почему? Мы, Жиль, Коля и я, взрослые и все поймем правильно!
Вместо ответа Давид лишь передернул плечами. Он оказался между молотом и наковальней — умирал от желания помочь Альбану, но не мог предать доверие Жозефины. Он увяз в тайнах семьи Эсперандье не по собственной воле, и куда сильней, чем ему хотелось бы. А теперь приходится обманывать лучшего друга…
Альбан опустошил бокал и поставил его на стол со словами:
— Недавно я, благодаря криворукому сантехнику, выяснил, что Антуан обращался к кюре. Кто бы мог подумать?
— Странно, это совсем на него не похоже, — удивился Давид. — Твой дед не был святошей, я это прекрасно помню.
Сейчас он говорил правду, поэтому без труда выдержал пытливый взгляд Альбана.
— Выяснилось, что он исповедовался священнику, чтобы тот простил ему какой-то грех. Некоему отцу Эрику. Отче даже написал Антуану записку на церковной открытке! Мне это имя ни о чем не говорит. А тебе?
— Эрик? Подожди-ка… Имя, конечно, распространенное. Я знал одного отца Эрика, когда был скаутом. Мы устраивали лагерь на горной дороге и…
— Ты был скаутом? — прыснул Альбан.
— Ну да, мне тогда было лет десять. Я еще не учился в пансионе, и мы с тобой не были знакомы. Это отец настоял, но потом он оставил меня в покое.
