Ястреб нашарил под порогом ключ и отпер двери. Оттуда пахнуло нежилым. Соланж удивилась. Странно… еще вчера Ивка была в Кроме.
Люди разбежались, обыскивая дом. Старуха стояла перед лестницей посреди выстывшей прихожей.
— Никого!
— Никого!
— Пусто!
Ястреб смотрел ей в лицо.
— Где государыня?
И ведьма сказала правду.
— Вы тоже видели эту живую пыль? Кто это?
— Кто бы они ни были, мы должны их остановить. Они — причина безумия.
Хаген подергал воротник:
— Дышать трудно. Мне все время кажется, что я зря шевелюсь, зря что-то делаю. Конец один…
— Ты жену любишь? — спросил Ястреб.
Бургомистр вздохнул. Все это время, бесцельно двигаясь сквозь разоренный город, пока не погладил приблуду кота и не сообразил, что надо идти за помощью в дом к Ивке Крадок, он отгонял от себя мысли о семье, особенно о егозе-внучке… любимице… Туда сейчас. Хоть бы знать, что с ними сталось! Не жить, так хоть умереть рядом с ними.
Ястреб прочитал его решение по глазам, положил руку на плечо, живой тяжестью словно привязывая к земле. И Хаген, и глазастая, несмотря на годы, Соланж увидели на кисти этой руки сетку мелких подживающих царапин — точно хозяин поцеловался с терновником.
— Есть способ попасть туда очень быстро. К Терему. Только… Соланж, — прикрыв глаза, Ястреб точно через силу, вспомнил ее имя. — Поможете мне?
Они оказались у чердака, на верху лестницы, возле занимающей простенок, покрытой патиной картины, дышащей и изменяющейся на глазах так, что вызывала жуть. Кровь давно смыли с площадки, но ее запах ощущался все еще, по крайней мере, для ведьмы. Она посмотрела на шрам на лице Ястреба и сложила со своим ощущением.
— Картина-ключ…
— Да… только его заперли на вход. Осторожно, там осколки. И отравлены.
Ведьма подвела к картине руки и, отогнав всех жестом, чтобы не лезли, сосредоточилась. Здесь это оказалось куда легче, чем на улицах, даже легче, чем возле священной прялки. Руки, протянутые в полотно, не встретили преграды. И тогда она осторожно, кончиками пальцев, стала ощупывать раму изнутри. Рама оказалась утыкана осколками: мелкими, как иней, крупными, как ножи; напитанными ядом. Яд не потерял силы, и Соланж старалась быть безмерно осторожной, пока вынимала и раскладывала на предупредительно расстеленный платок плод чьего-то злобного умысла. Осколки были буро-коричневыми от высохшей крови. Ведьма еще раз бросила взгляд на Ястреба. Остальные смотрели на нее в благоговейном испуге. Она дернула головой:
