, или же — точнее говоря — божеской и в то же самое время мужеской энергией жительствуя.
Таким образом, мудрый, отрицанием разделения между божественным и человеческим утверждая [их] единение друг с другом [245], не пренебрег природным различием соединенных. Ибо единение сохраняемое от разделения не отменяет различия. Если же тропос единения оставляет невредимым логос различия, то стало быть сказанное святым — перифраза, которая подходящим названием двоякого по природе Христа указывает при том и на двоякое действие (поскольку от единения никоим образом (κατ΄ ουδένα τρόπον) не умаляется естеством и качеством сущностный логос соединенных), но не как некоторые, отрицанием крайностей творя утверждение [246] некоей середины. Ибо во Христе нет ничего среднего, утверждаемого отрицанием крайностей.
«Новой» [- говорит он — энергией], так как она характеризует новое таинство, коего логос есть таинственный тропос соединения [247]. Ибо кто познал, как воплощается Бог и остается Богом? Как, оставаясь Богом истинным, Он есть истинный человек, в том и в другом показуя Себя истинно пребывающим по природе [248], и посредством каждого [показуя] другое, при том, что ни одно из них не превратилось [во что–то иное]? Одна лишь вера вмещает сие, молчанием почитая [249] Слово, Коего природе никакой логос сущих не сроден [250]. «Богомужной» же [называет ее] - как не простую, но и не как нечто сложное; не как принадлежащую одному голому по естеству божеству, или одному простому человечеству, или чему–то сложному по природе, среднему по отношению к двум крайностям, но как ставшему мужем, то есть совершенно вочеловечившемуся Богу свойственнейшую. Опять же, не [называет ее] «одной», поскольку не иначе — как казалось некоторым — возможно понимать «новую» [энергию], разве как «одну» (ως ουκ αν αλλως νοηθηναι της καινης καθά τισιν εδοξεν, η μιας δυναμένης). Ибо качества, а не количества новизна, по необходимости введет вместе с собой и такую природу (поскольку определением всякой природы является логос ее сущностного действия), которую Творец не назовет [251] никогда, как бы соперничая с мифами о невероятных чудовищах, козло–оленях [252]. Как же, если и представить себе такое, ставший таковым (ο τουτο πεφυκώς), имея одну энергию, и ту природную, совершает ею же и чудеса, и страсти, по природе друг от друга отличающиеся, без лишения, сопутствующего уничтожению свойства? Ибо ничему из существующего, связанному определением и логосом природы, не свойственно одной и той же энергией совершать противоположное.
