– Прекрати на девку напраслину возводить! – строго оборвала его старуха и укоризненно вздохнула: – Верка, конечно, тоже хороша! Наболтала невесть чего, не распутаешь! Давай, Степа, с утра поговорим. Спокойно, семейно… Выпивший ты сейчас для серьезного разговора, вот тебя на мордобой и тянет. Полечись, вон, настойкой моей и на сеновал иди. Нечего по деревне ночью шататься – беду нагуляешь. Слышь, что ль?! – баба Поля повысила голос и взглянула на угрюмо молчавшего Морозова прозрачными светло-серыми глазами, почему-то пронзительно цепкими, хотя вся деревня знала, что старуха почти не видит.
Степан столкнулся с этим взглядом и сразу как-то обмяк.
– Где настойка? – неожиданно согласился он.
– Где всегда, – сухо ответила старуха. – Только полстакана, не боле. А то, гляжу, ты в деда свого пошел… Тоже станешь, как он, чертей по деревне гонять… Сейчас выпей, а завтра, как проснешься, я тебе слово скажу.
– Какое такое слово? – мрачно спросил Степан.
– А такое! Пить перестанешь! Совсем!
– Все пьют, – возмутился Морозов, – а я, значит, перестану?
– Перестанешь, Степушка. Потому как нельзя тебе пить. Все люди разные. Кому дано, а кому и нет. Помрешь иначе! Ступай!
Степан буркнул что-то под нос и направился в дом. Грохнула посуда на кухне. Потом он снова объявился в сенях и, утирая губы, ехидно уточнил:
– А лечить, баб Поль, чем будешь? Самогонкой своей?… Тут я согласный! По стакану три раза в день, до еды! Годится! Лечи давай!
– Выпил, что ль? Теперь ложись, – не обращая внимания на ехидный тон Степана, сказала старуха. – Глаза закрой и скажи про себя три раза: "Приходи сон, смыкай очи, успокой душу посреди ночи!". Дай-ка руку…
Парень протянул огромную ладонь, шершавую, как наждачная бумага. Баба Поля вложила в нее свою сухую до прозрачности кисть, перетянутую синими венами и тонкими сухожилиями, прикрыла глаза и, склонив голову, что-то зашептала. Степан уставился на ее темя, прикрытое редкими седыми волосами, в которых непонятно как держался тяжелый гребень. Он в бабкины заговоры особо не верил, но тут вроде как дрожь какая по нему через руку прошла, и Морозов с удивлением почувствовал полное безразличие ко всему: и к заезжему наглецу, отбившему у него красавицу-Верку, да и к самой Верке…
…Степан год как вернулся из армии и все не мог определиться. Устраивался на работу – то грузчиком, то водителем в рыболовецкой артели, но всякий раз бросал очередное нелюбое дело и искал новое.
После суровой мужской работы, которой была насыщена его служба в десанте, жизнь в родной деревне казалась ему пресной и бестолковой. Он хотел снова поймать жизненный кураж, почувствовать себя настоящим мужчиной и заработать денег, чтобы тратить их широко, красиво и беззаботно. На Верку, разумеется, в первую очередь.
