инстинктивновсе делала правильно, даже после двухгодичного перерыва.
—А почему тебе хочется на нем прокатиться? — Кэролайн наклонила голову набок, позабыв про еду.
Когда Саманта вновь заговорила, голос ее звучал тихо–тихо, а глаза смотрели как‑то отстраненно; она позабыла и про выступление своего бывшего мужа, и про женщину, к которой он ушел… Она могла думать сейчас только об ослепительно–прекрасном черном жеребце, стоявшем в конюшне, и о том, как страстно ей хочется ощутить его под собой и поскакать навстречу ветру.
—Я не знаю почему. — Сэм честно поглядела на Кэролайн и улыбнулась: — Просто у меня такое чувство, будто… будто, — она запнулась, и в глазах ее вновь появилась отрешенность, — будто я должна это сделать. Я не могу объяснить, Каро, но в этом коне есть что‑то особенное.
На губах Сэм заиграла отрешенная улыбка, и тут же ее отражение появилось в глазах Кэролайн.
—Я знаю. Я тоже это чувствовала. Потому и купила его. Хотя женщине моего возраста не пристало ездить на таком норовистом жеребце. Но я должна была его купить, должна была поездить на таком напоследок.
Саманта кивнула в знак полного понимания, и, посмотрев друг другу в глаза, женщины ощутили нечто особенное, что всегда их объединяло; эта связующая нить протянулась сквозь годы и расстояния. В некотором смысле они были одинаковыми, родственными душами, как мать и дочь.
—Ну, так что? —с надеждой посмотрела на Кэролайн Саманта.
—Ладно. —Лицо Кэролайн медленно озарилось улыбкой. — Можешь покататься.
—Когда? — Сэм даже дыхание затаила.
—Завтра. А почему бы и нет?
Глава 6
Утром, выпрастывая ноющее тело из простыней, Саманта лишь несколько первых мгновений кривилась от боли. Затем она неожиданно припомнила свой разговор с Кэролайн, и ей все стало нипочем: она ринулась в душ и даже не поморщилась, когда горячая вода забарабанила по плечам и голове. В то утро она даже на завтрак не пожелала тратить времени. Наплевать на еду! Во всяком случае, сегодня! Надо только выпить на кухне чашечку кофе и — бегом в конюшню! При одной мысли об этом Саманта расплылась в улыбке. Ни о чем другом она сейчас думать не могла. И когда она подбегала к конюшне, улыбка по–прежнему сияла в ее глазах. В углу тихонько беседовали двое мужчин, больше в конюшне никого не оказалось. Было слишком рано, и большинство работников еще не появились здесь. Они завтракали и пытались окончательно проснуться, взбадривая себя местными сплетнями и разговорами о делах ранчо, которые обычно велись в столовой.
