— Кто? — спросил директор Ефим Борисович Громов.
— Я, — ответил Бабкин. — Бабкин.
— На ферме? — удивился Ефим Борисович.
— На ферме.
Трубка задышала чаще, Бабкин дожидался. Наконец директор настороженно спросил его:
— А зачем ты?
— Надо кому-то, — угрюмо ответил Бабкин. — Тут вон мешки с комбикормом лежат.
— Ну-ну, — пробормотал директор после короткого молчания, и голос его вроде бы потеплел, оттаял. — Ну ладно... Как ты там?
— Ничего, — сказал Бабкин. — Только за Пашку боюсь, один он поехал, вы его там встречайте.
— Встретим! — откликнулся Ефим Борисович.
— Как вода?
Бабкин посмотрел в окошко: там проступало небо. Движок раз-другой хлебнул, чихнул и замолк. Погасли фонари возле фермы, и сразу стало видно, какой славный да розовый приходит рассвет. Под небом ни дорог, ни мостов — одно сплошное море, тоже чуть розоватое, тихое. Торчит посреди разлива одинокая ветла. Грачи бросили ее, остались только их дырявые сиротские гнезда. Прямо по ширине плыл поселок с магазином, плыл завод со своими трубами. Плыла к телятнику лодка.
— Вода нормально, — отрапортовал Бабкин Ефиму Борисовичу и тут же положил трубку.
Он стал у окошка, слушая шлеп осторожных весел. Повертел головой: чем бы в случае чего отбиться, — поднял старую лопату.
Лодка была большая, как барка. В ней спиной к Бабкину сидела женщина, широкая в плечах, умелая на веслах. Она погнала лодку прямо в распахнутые ворота. И тут, похолодев, Бабкин узнал ее.
Он спрятался в тени, за вытяжной трубой, и слушал, как внизу гулко гремит лодочная цепь, как скрипит лестница. Женщина не остерегалась, вошла уверенно, как в свой сарай, и сразу с маху вскинула на спину мешок.
— Тетя, — хмуро спросил Бабкин, выступая из темноты, — а вы сюда клали?
— Ой, мама! — Его родная тетка выронила мешок и присела, боясь оглянуться. Вот потихоньку из-за плеча показался ее глаз — большой, темный. Заморгал. Узнав племянника, тетка захохотала, облегченно бухаясь на мешок — Мишка! Это ты! А я-то, дура, испугалась!
Она, покачивая головой, деловито ухватила мешок за уши, но с другой стороны в него клещом вцепился Бабкин.
— Ты чего? — удивилась тетка.
— Ничего! — Бабкин вырвал мешок, отволок его на место, вытер лоб. Ему стало очень жарко, и он, распахнув окошко, далеко высунулся на волю.
Вода подступила близко. Из черного зеркала сердито и взъерошенно смотрел на Бабкина ранний мужичок семнадцати лет, курносый и скуластый, в большой шапке.
За спиной у него родился кошачий шорох. Бабкин оглянулся — тетка суматошно волокла комбикорм к выходу.
