Из дергающегося жала выпростался толстый кровяной червь и быстро пополз по кулаку Фета. Извиваясь, он миновал запястье, затем вдруг изогнулся и начал ввинчиваться в кожу. Стало ясно: этот мерзкий бурильный инструмент взял курс на вены предплечья. Василий отшвырнул жало, беспомощно глядя, как паразит проникает в его тело. Червь вошел в руку уже наполовину, когда Фет, выйдя из ступора, ухватил его за все еще видимый, виляющий кончик, дернул и, взвыв от боли и отвращения, вырвал паразита из предплечья. Рефлексы снова сработали первыми, и Василий мгновенно расчленил мерзкого гада пополам.
Прямо на его глазах, в его собственных руках две половинки — как по волшебству! — восстановились, превратившись в двух полноценных червей.
Отшвырнув паразитов подальше, Фет тут же увидел, как из тела вампирши выползают десятки новых червей — стригой будто бы сочился ими — и, извиваясь, ползут к нему в вонючей воде.
Перекрученная полоса стали куда-то делась. «Ну и хуй с ней!» — в сердцах воскликнул про себя Василий. По уши переполненный адреналином, он схватился за решетку голыми руками, напряг все мышцы, вырвал этот железный переплет из стенки, подхватил свой пустой гвоздезабивной пистолет и, выпрыгнув из трубопровода, рванул на волю.
Серебряный Ангел
Он одиноко жил в многоквартирном доме в двух кварталах от Джорнал-сквер>{15} — большой площади в центре Джерси-Сити. Его место жительства входило в число тех немногих окрестных районов, которые еще не были реконструированы и обновлены и таким образом подготовлены для проживания среднего класса. В большинстве остальных районов центра заправляли яппи — и откуда они только здесь брались? Как получалось, что их приток не иссякал?
Он взобрался по ступенькам на свой четвертый этаж. Его правое колено скрипело — скрипело в буквальном смысле, скрежет раздавался с каждым шагом, — и лязгающая боль то и дело сотрясала все тело.
Его звали Анхель Гусман Уртадо. Он привык быть большим. Он и сейчас был огромен — в физическом смысле, — однако возраст давал себя знать: как-никак, шестьдесят пять лет. Прооперированное колено болело не переставая, а жировая прослойка — то, что его американский доктор называл ИМТ[12] и что любой мексиканец назвал бы просто «панса»,[13] — взяла верх в его фигуре, во всех остальных отношениях по-прежнему могучей. Эта фигура обвисала там, где раньше была поджатой, и зажатой там, где когда-то была гибкой и пластичной, — но… была ли она действительно большой? Да, была. И даже очень. Анхель всегда был очень большим. И как мужчина, и как звезда — во всяком случае, в том виде, в каком он сходил за звезду в прошлой жизни.
