— А может, все-таки он не пацан? Мы ж забыли про вторую девочку, как ее — Коровина? — спохватилась я.
— Маша, это все вилами по воде писано. Мало ли что, может, наш розыскник и вправду колготки перепутал или не те в морге получил.
— А мои таблицы с типичными версиями? По ним получается, что он не пацан. Ему лет двадцать семь — двадцать восемь.
— А что еще говорят твои таблицы?
— Коленька, к сожалению, пока ничего! А вот если мы найдем еще хотя бы один случай, информации будет больше.
— Давай искать, — жизнерадостно подытожил Коленька. — Блин, ну почему как мне искать, так обязательно “Александр Петров”. Нет, чтобы он был Иннокентий Шнипельсон… Причем один такой в Санкт-Петербурге…
— Уж лучше помечтай, чтобы он пришел с повинной, — вздохнула я.
Он довез меня до дома, причем у парадной активно понапрашивался ко мне в гости. Я только посмеялась. Но и Коленька не расстроился, гуднул мне на прощание автомобильным клаксоном, пообещал завтра забрать меня из дома и уехал.
Войдя в квартиру, я поняла, как устала. Засовывая ноги в тапочки, я с грустью подумала, что стала уставать гораздо сильнее, чем десять лет назад. Хотя сегодняшняя усталость была вполне оправданна — еще бы, два таких ударных допроса за один день.
Ребенок играл в “Плейстейшен”. На меня он внимания не обратил.
— Ты ел? — спросила я, пробираясь мимо него через клубки проводов. Гоша издал какой-то сложный звук, который можно было принять и за “да”, и за “нет”, и, что было наиболее правильным, — за вежливую интерпретацию пожелания “мама, отвяжись”.
И верно, чего спрашивать. Сейчас зайду на кухню и с ходу определю, ел ребенок или нет: если есть грязная посуда, значит, ел. Если нету, значит, не ел. Вариант, при котором он поел и помыл за собой посуду, исключается напрочь, этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Моя руки в ванной, я краем глаза заметила кучку грязных ребенкиных трусов и носков. Так. Сегодня еще предстоит стирка. Надо как-то расслабиться; хоть на этот раз я появилась дома не к полуночи, а во вполне приличное время, я была совершенно не готова к домашним работам и сама себя ощущала шкуркой, набитой усталостью.
Как там мне Регина советовала — если у тебя дома пыль лежит, ляг рядом с ней и отдохни, — вспомнила я и из последних сил набрала номер ее мобильного.
— Ты где? — спросила я, как только подруга отозвалась.
— Проезжаю мимо тебя, — отозвалась Регина так кокетливо, как будто разговаривала не со мной, а с заграничным миллионером, перспективным в матримониальном смысле. Вот настоящая женщина, с завистью подумала я. У меня-то самой сейчас вряд ли повернулся бы язык так разговаривать даже с натуральным заграничным миллионером, перспективным в матримониальном смысле.
