— Слушай, может, это два разных маньяка? — Коленька разглядывал запрос перед тем, как сложить его и спрятать. — Один зациклен на черных колготках, другой — на телесных.
— Двух разных маньяков придется искать в два раза дольше.
— Ну и что? Меня, например, устраивает. Я к тебе сюда откомандирован, мне тут нравится, и я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше.
— Смею тебе напомнить, что ты откомандирован для работы по убийству Вараксина.
— Какая разница?! — Коленька перегнулся через стол и смотрел на меня в упор смеющимися глазами.
— Ладно. Ты понял, что надо делать?
— Понял. Сам напросился.
— Вот-вот. Ищи все случаи смерти девочек четырнадцати-шестнадцати лет.
— Что, по городу? Может, нашим районом ограничимся?
— Не выйдет. Напоминаю, что Катя Кулиш жила совсем в другом районе.
Коленька обреченно посмотрел на меня.
— Ты вообще-то понимаешь, что мало будет собрать материалы по фактам смерти? Если это действительно маньяк, наверняка в городе — россыпь розыскных дел по пропавшим без вести. Надо уж тогда и их поднимать, искать девочек пропавших.
— Коленька, только на нас с тобой еще и убийство Вараксина. Кстати о птичках, я пока с шефом не говорила про Шиманчика. Надо ведь и убийство Шиманчика сюда подтягивать.
— Аты уверена, что убийство Шиманчика — того же разлива? — по глазам Василькова я видела, что он только что сам собирался убеждать меня в этом.
— По крайней мере, это можно проверить, — сказала я и посвятила Василькова в свою идею насчет кроссовок, и разговор естественным образом перекинулся на его агентессу.
— Ну, как она тебе? — самодовольно спросил Васильков, и я не обманула его ожиданий.
— Нет слов! Признаю, с такой действительно стоит возиться.
Васильков торжествующе улыбнулся, и мне стало понятно, что возился он с Людой Хануриной не только как нарколог. Спал с ней, небось, но, в конце концов, это не мое дело.
— Знаешь, как я с ней познакомился? Мне ее передал “дед” из нашего отдела. Он увольнялся на пенсию, передавал агентуру.
— А она что, и по бумагам агентесса?
— Да, все на нее оформлено, честь по чести. Он ее завербовал, когда она работала секретаршей в одной строительной конторе. Тогда она получше выглядела, это сейчас от нее кожа да кости остались. Наркотики не красят человека, а тем более женщину.
— Да, я бы не сказала, что ей двадцать три года, — я удивилась этому, еще когда заполняла в протоколе ее допроса графы данных о личности.
— Да, представь, двадцать три. Так вот, тогда, пару лет назад, это была красотка. И директор этой вшивой конторы мало того, что сам ею пользовался, так еще и разным там подкладывал. А ей это нравилось.
