(Мк. 15:34).
Знаю, что у меня было трудное прошлое. Я пережил войну, преследования, изгнание. Многие люди делали мне дурное, и сам я делал дурное другим. Оплачивал ли я моральный долг Богу и Его творению своими страданиями? Быть может, я проходил через эту нестерпимую боль, чтобы очиститься от тяжкого бремени греха? Не знаю. Знаю одно: этот груз, этот огромный комплекс пустоты, вины и ярости, был так велик, что подрывал самое мое существование. Я был раздавлен. Кто снимет с меня этот груз? Кто четко ответит мне на вопрос, зачем я рожден в мир? Кто снимет с моей совести колоссальное бремя вины, кто исцелит мою душу от ран?
Да простит меня Бог, что в отчаянии я много раз укорял Его. Я обвинял Его в несправедливости, в том, что Ему приятно видеть мои муки, в том, что Он предал меня, свое создание, бросал Ему упреки в бессилии и безразличии. Часто я ловил себя на том, что на улице кричу Богу по–персидски, не замечая прохожих.
Примерно через год регулярных мучений сила их постепенно ослабла и с моим отъездом из Вольды они сделались менее ощутимой. Однако их духовная власть ощущалась по–прежнему. Собственно, духу и не нужно было проявляться физически, поскольку он и так утвердился во мне: я не находил душевного покоя и не мог радоваться жизни. Я был под гнетом злого духа и чувствовал, что постепенно приближаюсь к своему концу, что эта боль рано или поздно меня погубит. Я был бессилен ей противиться и мог только взывать о помощи, что и делал.
К пятидесятникам я больше не ходил. Самоуважение не позволяло мне посещать эти собрания. Может быть, я сошел с ума за годы отчаяния, но поверхностным я не был. Их легкие ответы на любые вопросы, их поверхностная духовность, их безличное «Иисус тебя любит» только усиливали мою тоску. Что толку говорить «Все проблемы разрешатся, если принять Иисуса» (как будто Он стоит у моих дверей, и это я Его не впускаю), раз они не могут меня с Ним соединить? Отчего эти «христиане» не видят, что я в муках тянусь к Нему, и уж конечно принял бы Его, если бы Он мне показался? Мне становилось только хуже. Я хотел настоящего лекарства и настоящего наставника, но за два года понял, что у пятидесятников я этого не найду.
Я начал ходить в другие протестантские церкви; некоторое время посещал Свободную евангелическую лютеранскую церковь, потом — Норвежскую евангелическую лютеранскую церковь. Литургически они схожи, хотя Норвежская церковь имеет статус государственной. Я встречал десятки «христиан», но ни один из них не видел, что со мной творится. С кем бы я ни говорил, я слышал одно и то же, непременно одни и те же слова — слова, которые не трогали сердце и не убеждали рассудок. Что «Иисус пришел в мир, потому что Господь увидел, что люди изнемогают под законом и не могут его исполнить». Что «Господь послал Своего Единородного Сына в мир и принес Его в жертву за наши грехи, чтобы мы могли спастись, не утруждаясь законом». Что «наша вера в Иисуса спасет нас независимо от дел и невзирая на то, как мы грешны и несовершенны». Что «нам нет нужды изнурять себя соблюдением закона или другими тяготами, ибо Иисус раз и навсегда искупил наши грехи». Что «мы должны лишь верить в Него, и одно это нас оправдает». Однако во всех этих словах, независимо от их истинности или ложности, не было ни силы, ни духа, и они ничего не могли мне открыть.
