Скамейка холодная. К Оле возвращается сознание. Он щупает свой лоб, на руке остается кровь. Как он сюда попал? Как очутился перед своим домом в беседке Аннгрет? Два года назад она выдумала эту штуковину, чтобы было где посидеть в летний день. Она хотела беседку, хотела, потому что у лесопильщика Рамша тоже была беседка.
Ах, Аннгрет мечтала, просто мечтала сидеть с Оле в беседке. Но из этого ничего не вышло. Работа и все новые желания… Времени не хватало. Что поделаешь, такова крестьянская жизнь. Крестьянская жизнь? А ты еще жив, Оле?
Он хочет войти в дом. Правая его нога не сгибается и болит. Он ковыляет, держась за стену, запутывается рукой в плетях дикого винограда. Оттуда в зимнюю ночь выпархивают вспугнутые воробьи.
13
Оле появился на свет через тысяча девятьсот пять лет после плотницкого сына Христа, зачатого богом. Взвалил на себя свой крест и пустился в путь.
В его необычном имени была виновата мать. Она по нескольку раз в год читала календарь от доски до доски, но охотнее всего — разные заморские истории. Героем одной такой истории был прекрасный невольник по имени Оле, он примкнул к мятежникам и был казнен. Матушка Ханзен стремилась задним числом воздать ему должное: она нарекла именем Оле своего единственного сына, пройдя для этого через многие трудности.
Оле был мечтатель, но не из таких, что сидят в уголке жизни, дожидаясь чуда. Он действовал и действиями старался протолкнуть свои мечты в жизнь. Удавалось ему это по-разному.
Когда ноги уже стали носить его, русоволосый мальчуган смастерил себе качели из веревки, которой привязывали козу, и зацепил их за сосновый сук. Раскачавшись что было сил, он распростер руки и попытался перелететь через верхушки деревьев. Но с окровавленным лицом приземлился на песке. Рев стоял отчаянный: мечта разбилась.
Мать:
— Что с тобой?
— Из моего полета ничего не вышло!
— Дурачок, человек не может летать.
Оле опять распростер руки.
— Разве ты не видишь моих крыльев?
Мать не видела крыльев.
Школа юному Оле представлялась чем-то вроде темной ямы. «Усидчивости не хватает!» — говорил учитель, и кончики его усов обвисали, как перья намокшего под дождем петуха.
— Где ты был вчера, Оле?
— Я дожидался вас на опушке!
— Ты что же, вообразил, что школа для твоего удовольствия переедет в заросли черники?
— Да, господин учитель.
Учитель решил выдубить непоседливый зад Оле. И выдубил, но не дубовой корой, как положено, а ореховым лыком, на обратной стороне которого оставались кусочки древесины. Простите его за неосведомленность, он был прусским фельдфебелем, отслужившим свой срок.
