Паша поставил Косте на стол фото Фантомаса из фильма.
– Говорила я тебе, Костик, – Фантома-а-ас эсте-е-ет! – выла, красиво выдыхая сигаретный дымок Виктория. – На-а-адо же, всё выше и вы-ы-ыше!
Яйцеголовый, и правда, метил всё выше. Теперь выше был только Кремль.
А ведь панагию с камеей «Тайная Вечеря» не то что продать, даже показать опасно.
Допустим, Фантомас мог вывезти раритет в Германию или Грецию. Допустим, таможню он подкупит. Но не подкупит он Интерпол.
А вот по домам КГБ теперь не рыщет. Держи дома всё, что нравится.
Фантомас, Виктория права, – эстет. Он наслаждается тайно.
Касаткин написал заметку «Тайная Вечеря» о наших людях.
Высасывая из пальца материал расследования, Костя даже вставил популярные слова, «вынесенные коробки», «Мост» и «Лукойл». «Это Самое» есть это самое. Бульварная свобода слова. Костя вспомнил, что Дрянцалов купил «Запорожцы пишут турецкому султану», а у Дерезовского коллекция фабержевских яиц. Но Касаткин, сам эстет, отверг бульварщину больших независимых аналитиков Сикелева и Раденко, заявлявших, что Фантомас с помощницей – президент Ельцин с дочерью.
– Ну, и дурак, что отверг, – сказал Борисоглебский. – Добавил бы себе читателей.
Ничего, зато получилось правильно: в новой нашей жизни, на свободе, даже негодяй, и тот жив не хлебом единым и тянется к красоте.
Костя поставил точку, доделал другие компьютерные мелкие дела, проверил е-мэйл, позвонил в пару мест, откатился от стола, вытянул ноги, открыл пакетик с чипсами, уперся глазами в компьютер и представил картину: сидит, может, тоже с чипсами на офисном стуле Яйцеголовый. Любуется реликвией.
Когда вынул из принтера отпечаток украденной панагии.
И правда, крутая вещица: на крошечном зеленом хризолитовом поле тринадцать фигурок с нимбами и стол, а на столе вдобавок булочки и стаканчики. Молодец Фаберже. Обожествить камень – не вонючую вошь подковать бессмысленно-мелко.
Раскусил я тебя, яйцеголовый фабержист. Ты тоже ценитель. И человек ты немолодой, потому что мудрый ловкач. А раз так, значит, ты – большая шишка. Возможно, очень большая. Возможно, великая. А то, что озорничаешь, так это – русская душа. Мол, знай наших.
«Но и ты, Фантомас, знай наших», – честолюбиво подумал Костя.
Костя довольно потянулся. На экране мигало: «Знай наших».
«Ё-моё, печатаю, как лунатик. У меня, кажется, голодный бред».
Касаткин выключил свой «Асер» и победно поехал домой к своим женщинам. Но было чувство, что что-то не то.
