А Данилов кивнул и добавил:
— Если оставлены улики, то понятно, где они оставлены, и всегда можно найти. А вот в лесу… Может, на пороге они и были… до дождя.
Опять помолчали, и Маралов не без ехидства спросил:
— Так получается, сыскарям моя помощь нужна?
— А что же в этом странного? — неожиданно помог Товстолес. — Работа сыскаря чем-то напоминает научную работу. Вам бросили вызов, юноша, и вы не успокоитесь, пока не раскроете загадку… В загадке-то и состоит вызов для вас…
Толстолапый слушал и это, и, волей-неволей, возню ребятишек на втором этаже бани: торопливый шепот, писк, приглушенный смех, возню: там рассказывали страшные истории.
— Так, и не так, — внушительно не соглашался Данилов, — потому что от научной работы не зависят судьбы людей…
— Бывает, и зависят; жаль, что вы не знаете таких случаев!
— Ладно, пусть я не прав, но вы же видите сами — тут людей убивают. И вы правы — я не знаю, как искать убийцу.
— Тут можно сделать двумя способами, простейший вариант: нужна подсадная утка. Кто-то же «клюет» на то, что охотник остается один? Клюет. Вот и оставить этого охотника одного, пусть неведомый некто захочет к нему придти… А с первой темнотой, понятное дело, «подсадная утка» пусть уходит в другое место, а на его место садитесь вы трое. Только смолить не надо все время, посидите уж тихо и без курева, с оружием.
— Та-ак… Это, значит, простейший способ? Есть и более сложный?
— Есть. Надо понять, кто из окружения охотников может получить выгоду от этого. Помните принцип древних римлян? Преступление совершили «те, кому выгодно»!
— Мы пытались… Не находятся «те, кому выгодно»!
Разговор сам собой притихал. Михалыч откровенно сопел, прикорнув у Лены на коленях. Товстолес сказал: «пойду посплю».
Андрей Маралов пел под звон гитары:
У ведьмы были синие глаза
И тело белое, как рисовая каша.
И главный инквизитор приказал
Сжечь девушку во имя веры нашей.
Но перед тем, как ей гореть в огне
И искупить грехи своею кровью
Суровый старец удалился с ней
В молитвенную старую часовню.
И девушку взяв за руку, монах,
Сказал нам перед тем, как удалиться:
«Ее я исповедую в грехах,
А вы всю эту ночь должны молиться».
Он из часовни вышел через час,
Шатаясь, чуть дошел до аналоя,
И прошептал устало: «Кто из вас
Продолжит дело, начатое мною?
А впрочем, это дело не спасет,
В борьбе со злом бессильны полумеры.
Пусть каждый до конца свой крест несет.
Идите все, во имя нашей веры!».
Лена стала смеяться, разбудила Михалыча, он одобрительно хрюкнул. Скромно потупясь, смеялась Надежда Григорьевна. Так подчеркнуто скромно, что Дмитрий Сергеевич, разулыбавшись, поглядел на нее несколько плотоядно. На втором этаже дачи ликовало среднее поколение детей Мараловых.
