— Что?! Но почему? Не слышала большего абсурда! — не на шутку возмутилась миссис Каррузерс. Стало видно, что лишь ее положение и манеры благородной леди не позволили дать волю эмоциям. — Идите скорее сюда, дитя мое, и расскажите, когда вы познакомились с Олафом. Кстати, как вы его там назвали?
Дог прижался к Эйлин, преданно заглядывая ей в глаза. Она же отвечала миссис Каррузерс, тихонько почесывая собаку за ушами:
— Весельчаком. Простите, если вам не по душе это прозвище. Я знаю, что его зовут Олаф, но выдумываю вторую кличку для каждой собаки, с которой занимаюсь. Мне кажется, это дает им больше ощущения заботы… Ах, я знаю, это звучит немного нелепо, но Олаф такой чудный пес, что я сразу дала ему вторую кличку — Весельчак.
Миссис Каррузерс снова посмотрела на огромную собаку, затем на несчастного, стоявшего в тени мужчину. Он явно не входил в штат домашней прислуги, о чем можно было судить по выцветшему комбинезону, в который он был одет.
— Кто это там прячется? Выйдите на свет, мне вас не видно, — грозно потребовала миссис Каррузерс.
Мужчина выступил вперед, и Эйлин узнала Хендерсона, мужчину, который всегда выводил Олафа за служебные ворота и ни разу не позволил ей даже заглянуть на территорию поместья.
— Ах, это вы, Хендерсон? Вы ведь второй садовник, не так ли?
— Да, мэм, — робко проговорил Хендерсон без тени величавости и горделивой холодности, присущих ему в общении с Эйлин.
— Полагаю, это ваша обязанность — заниматься с собакой моего внука в его отсутствие?
— Так и есть, мэм, — подтвердил несчастный Хендерсон.
— Тогда могу я спросить, почему вы отдали его кому-то еще, не получив на то моего разрешения?
— Понимаете, мэм, мы с Мэтью так заняты орхидеями, мэм… у нас просто рук на все не хватило, и мы с Мэтью подумали, что это не страшно, если с Олафом погуляет молодая леди, потому что Олафу юная мисс пришлась по душе, — отчаянно оправдывался Хендерсон.
— Ясно, — холодно произнесла миссис Каррузерс. — Мы обсудим это утром. Теперь отведите Олафа обратно в вольер.
— Да, мэм, он выбрался из ошейника, мэм. Обещаю, это больше не повторится, — залепетал Хендерсон и шагнул к собаке с ошейником и поводком в руках.
Олаф бросил на него гневный взгляд загнанного зверя и тихо, но внушительно зарычал. Группа людей на террасе не сговариваясь подалась назад. Эйлин быстро нагнулась и, шепча псу на ухо что-то ласковое, завела за спину руку в поисках поводка и ошейника, которые держал Хендерсон. Ловко орудуя руками, Эйлин надела на дога ошейник, при этом продолжая с ним разговаривать. Закончив, она нежно произнесла:
