Умирать тоже надо с толком. Красиво, и с толком - конечно поглаже будет, но тут уж как получится. А просто красиво, но насквозь непрактично - это сугубо неправильно.
- Я пойду первым. - Алмаз коротко кивнул головой, прерывая и без того недолгую заминку. Чего время терять? Не копать же, в самом деле, отсюда и до края Материка подземный ход, чтобы проскользнуть без всяких осложнений и душевного трепета.
Он пригнулся, и пробрался обратно в прихожую. Следом начал протискиваться Шатун.
Квартира на первом этаже была относительно целой, если не считать попадавшей как попало скудной мебелишки. Но немного перекошенная оконная рама, с торчащими из неё тут и там, вурдалачьими клыками битого стекла, была ничем не закрыта, не задвинута, и в неё лился утренний свет, нормальный свет, без всяких намёков на опасность, на хаос.
Алмаз немного помедлил, прислушиваясь к происходящему на улице, изо всех сил надеясь услышать хоть что-то, могущее дать надежду на благополучный исход кошмарной ночной кадрили. Издалека, не меньше, чем в одном квартале от них, доносились крики, в который почти полностью отсутствовало всё человеческое, разумное. Выстрелов не было слышно вообще.
Сзади негромко кашлянул Шатун, Алмаз обернулся, и прочёл в его глазах тот же вопрос, раскалённой занозой сидевший в душе у него лично. Что, чёрт побери, случилось? Кровохлёбы, даже в том количестве, и с той внезапностью, в котором они обрушились на Суровцы: вряд ли бы довели дело до такой полной безысходности. Тут было что-то ещё! Что?!
Шатун сгрёб с пола массивную тумбочку, и от души размахнувшись, послал её в сторону окна. Рама вылетела на улицу, теряя последние осколки, и следом за ней Алмаз вскочил на подоконник, проводя быструю визуальную разведку на местности. Улица была пуста, если не считать нескольких дохлых тушек "антидоноров", и примерно того же количества неподвижных человеческих тел, находящихся в различной степени изувеченности.
Алмаз спрыгнул на землю, и - прянул в сторону, освобождая пространство для Шатуна. Продолжая каждой нервной клеткой фиксировать малейшее изменение обстановки. Пока что, в пределах прямой видимости, было относительно спокойно. Хотя глубоко внутри, в самых потёмках души, загнанная мощным волевым усилием, и приведённая в полуобморочное состояние, бултыхалась колючая тоска. От маетного предчувствия, вызванного резким переломом привычной среды обитания. От полуинтуитивного осознания того, что ещё совсем недавнюю, если не вольготную, то - вполне сносную житуху, какое-то аномальное мурло, с ухмылочкой упаковало в тусклую обёртку небытия, небрежно перевязав траурной ленточкой. И, чтобы добраться до этого мурла, надо вывернуться вон из кожи, научиться ходить по воде, подружиться с "кляксой". Одним словом - сделать невозможное.
