– А вы откуда? По говору и не скажешь...
– Кончил педагогический в Варшаве, преподавал в гимназии в Бендзине. Был у меня вызов из-за границы – отказался: семья, браток, то, се. Ну и вот...
– Ну и вот?
– Тяжелый был транспорт... Это не то, что солидная публика – из Франции, из Голландии. Те ведь собирались основать у нас дело – в лагере для интернированных Аушвиц... А наши-то знают все наперед. Охранников набежала целая куча. Шиллингер тоже вытащил револьвер... Все бы прошло как по маслу, да он приглядел бабу. Сложена, правду сказать, божественно. Небось, для того и пожаловал... И вот подходит к женщине и берет ее за руку. А эта богиня вдруг наклонилась, зачерпнула рукой песку да как сыпанет ему прямо в глаза. Он – орать, выпустил револьвер. Она подхватила и – бац-бац! – в живот... Ну, паника! Транспорт кидается на нас, шеф и эсэсовцы наутек, а мы, как всегда, расхлебывай... Но справились, слава Б-гу! Загнали их палками в камеру и вызвали охрану, чтоб сыпала свой «циклон»... Как-никак, у нас опыт, квалификация.
– Ну да... ja... понятно.
– Шиллингер валялся на брюхе и царапал пальцами землю. Мы перекинули его в грузовик, а он стиснул зубы и стонал всю дорогу: «Oh, G-tt, mein G-tt! Was habe ich getant, das ich so leiden muss?» По-нашему это будет: «О Б-же мой, Б-же! Что же я сделал, что должен так страдать?».. Так и не понял... Вот ведь ирония судьбы! Что за дикая ирония! – повторил «придурок», задумавшись.
И точно, ирония судьбы. Когда перед самой эвакуацией обслуга взбунтовалась, подожгла крематорий, порезала проволоку и бросилась врассыпную, – немцы перестреляли автоматным огнем всех до единого.
Человек с коробкой
Наш писарь попал в Освенцим опытным, из Майданека. Отыскал знакомого, который кое-чем поживился за счет крематория и все мог устроить. Немедля сказался больным. Без проволочек очутился на KB-zwei – так в сокращении (от Krankenbau-2) назывался госпиталь в Биркенау – и тотчас заполучил непыльную свою должность.
Вместо того, чтобы день-деньской ворочать лопатой или таскать цемент на голодное брюхо, трудился себе в канцелярии среди тайных интриг и всеобщей зависти, сопровождал больных, выкликал на поверку, оформлял истории болезней и косвенно, стало быть, участвовал в селекции-выбраковке, которая осенью сорок третьего года устраивалась регулярно (раз в две недели) по всему лагерю.
